Донато Кавелли (как же он ненавидел это имя! Кроме матери, никто никогда не называл его иначе, как только Дон), как и все его предки начиная с 1513 года, прожил всю свою жизнь в Ватикане. Какие такие услуги оказал папе Юлию II его пращур капитан Умберто Кавелли, оставалось неясно, но слухи об этом ходили самые разные, один кровожаднее другого. Сегодня ничего уже нельзя было выяснить доподлинно, да, в общем-то, это и не важно. Значение имело лишь то, что привилегии, указанные в грамоте, выданной в свое время Юлием II и надежно хранящейся в римском банковском сейфе, все еще в силе. Срок действия грамоты, как в ней дословно говорилось, — до Страшного суда.
Поэтому, даже если присутствие Кавелли беспокоило некоторых священнослужителей Ватикана и они искренне полагали, что его следует как можно скорее выставить за ворота, они ничего не могли с ним поделать. Папская грамота, да еще выданная полтысячелетия назад и называвшая Страшный суд датой окончания договора, все еще оставалась в силе. Как это красиво говорится? «Roma locuta, causa finita!»[16] Традиции должны оставаться нерушимыми, поскольку именно на них основана вся власть Ватикана. Никто не понимает этого лучше, чем папа. За десятилетия у Кавелли нередко случались конфликты с членами курии, но никогда они не происходили по инициативе понтифика, который, как и его предшественники, признавал Кавелли и его права, понимая, что они являются маленьким камешком в мозаике, который нельзя удалить, не разрушив общую картину.
Юлий II распорядился, чтобы Умберто и его потомки не только получили право на проживание в Ватикане, но и имели «liberatus ab ullis calamitatibus», то есть «освобождение от любой нужды». Это обеспечило им и гражданство Ватикана, и постоянный доступ почти ко всем его помещениям, а также, что немаловажно, изрядный запас золота.
Кавелли никогда не беспокоили мысли о материальном, поскольку на средства, положенные пять веков назад его далеким предком Умберто в IOR — Istitute per Ie Ореге di Religione, то есть Институт религиозных дел, более известный как Банк Ватикана, — успели набежать не только проценты, но и проценты на проценты.
Хоть он и был католиком, но все же далеко не в той степени, в какой ими являлись все остальные жители этой маленькой страны. Впрочем, это обстоятельство не ставило его в оппозицию по отношению к большинству священнослужителей. Жизнь среди истово верующих людей, которые, как это говорится в комедии «Братья Блюз», имеют «миссию от самого Господа», он находил чрезвычайно приятной и даже, можно сказать, умиротворяющей. Здесь все шло своим чередом, все работало как точные швейцарские часы, будто подчиняясь природным законам, которые вечны и независимы от человеческой суеты. Приключения и неожиданности появлялись в жизни Донато Кавелли только в том случае, если он сам этого хотел.
Только во времена «свободного престола» менялось привычное течение времени. В Ватикане воцарялось непривычное настроение; смесь торжественной печали, тревожного беспокойства и почти эйфоричной надежды. Любое, самое банальное занятие приобретало особую важность, замедлялся темп городской жизни, становясь почти медитативным, и каждый встречный, даже если не знал вас лично, кивал совершенно особым образом, почти заговорщицки. В другое время Кавелли не сталкивался ни с чем подобным. Хотя он переживал подобные события несколько раз, он никоим образом не участвовал в происходящем, воспринимая как большой дар данную ему возможность наблюдать за всем со стороны.
При этом он никогда не позволял себе гадать на тему того, кто станет новым папой. По крайней мере, не делал этого публично. Конечно, у него имелось свое мнение, более того, чаще всего выходило, что избирали одного из трех кандидатов, которых он относил к перспективным. Впрочем, этот факт не вызывал у него излишнего самодовольства. Также, будучи профессором старейшего университета Рима — Ла Сапиенца, он неизменно воздерживался от того, чтобы отвечать на вопросы студентов и коллег о возможных преемниках на Святом престоле.
16
«Рим высказался, дело закрыто»