Выбрать главу

Узнав его, она нахмурилась, и холодок пробежал по ее спине. Росси глаз с нее не спускал с тех самых пор, как отец привез Мариату в племя базган. Она постоянно ощущала на себе его пристальный взгляд: шла ли по территории стоянки, плясала ли с другими девушками, разучивая фигуры свадебных танцев, или сидела вечерком у костра.

Сейчас он смотрел не на нее, а на землю, трогая что-то носком сандалии. Ах, хоть бы прошел мимо!

Вот он опустился на колени и коснулся сухой травы, примятой ее стопой, потом поднял голову, увидел девушку, улыбнулся и спросил:

— Хорошо ли тебе сидеть в тени, Мариата, дочь Йеммы?

Молодой человек смотрел так, будто не мог оторвать от нее своих горящих глаз.

— Благодарение Богу, хорошо, Росси, сын Бахеди, — отозвалась она, закрывая нижнюю часть лица платком и пристально глядя на него.

Мариата была в ярости оттого, что ее обнаружили.

Он усмехнулся, показав редко торчащие острые зубы. Другие девушки говорили, что этот парень красив, игриво посматривали на него, но Мариата терпеть не могла это узкое, хитрое, шакалье лицо и глазки, которые словно что-то прикидывали, даже когда рот улыбался.

— Покойно ли на душе у тебя, Мариата?

— На душе у меня покойно. Покойно ли у тебя на душе?

— Благодарение Богу, покойно.

Он поцеловал свои ладони, провел ими вниз по лицу и коснулся груди как раз над сердцем, ни на секунду не отрывая взора от ее глаз. Воплощенная вежливость, непонятно только, как он умудрился превратить этот благочестивый жест в непристойный.

Мариата сверкнула на него злыми глазами и спросила:

— А мужчина ли ты, Росси, сын Бахеди?

— Конечно! — На его физиономии появилось возмущение.

— Меня всегда учили, что лица не закрывают только мальчишки и негодяи. Так как тебя называть?

Росси ухмыльнулся еще шире.

— Я закрываю лицо только в присутствии тех, кто стоит выше меня, Тукалинден.

Тукалинден. Маленькая принцесса. Так называли девушку те люди, которые с почтением относились к ее происхождению. Ведь родословная матери Мариаты восходила прямо к Тин-Хинан через ее дочь Тамервельт по прозвищу Зайчик. Но шакалья пасть Росси пролаяла это слово с едкой насмешкой.

Мариата поднялась на ноги. Чем тратить время попусту с этим племянником вождя, уж лучше молоть просо, доить коз или собирать верблюжьи лепешки для костра. Она попыталась пройти мимо него, но он схватил ее за плечо. Его пальцы больно впились ей в руку.

— А что это там такое на песке, а, Мариата?

Носком ноги Росси коснулся вычерченных ею знаков. Там были отдельные, пока бессвязные слова, помогающие удержать в памяти смысл стихотворения. Среди них «йар» — перечеркнутый кружок, «йах» — крест, очерченный линией, и «йаз» — символ, означающий «свобода», а также «человек».

Росси подозрительно прищурился и, не отрывая от них взгляда, спросил:

— Ты чем тут занималась? Ворожила? Пыталась кого-то околдовать?

Глупец. Он даже читать не умеет. Ведь ему двадцать шесть лет, а может, уже и двадцать семь стукнуло! Почти старик. Если бы он мог читать, то увидел бы здесь имена Кииар и Сарида — через месяц будет их свадьба, — угадал бы знаки, обозначающие пальму и пшеницу, птицу и воду. Это свадебное стихотворение, она его почти сложила, и Кииар в нем описывалась такими словами:

Кожа ее как пальмовые деревья, Как пшеничное поле, цветущая акация. Косы ее как крылья птицы, Блестящие волосы отливают маслом, Луна и солнце отражаются в них. Глаза ее круглы, как круги на воде, Когда в нее падает камень.

Но Росси ничего не понял. Все свое время он тратил на то, чтобы махать саблей, отрабатывая удары, учил своего верблюда вставать на дыбы, желая пускать пыль в глаза девушкам. Искусство чтения племянник вождя так и не освоил. Он не постигал смысла символов, не мог уразуметь, о чем они говорят, а все неясное пугало его. Росси знал, что женщины используют очень похожие знаки для ворожбы, чаще всего совершенно безобидной, но не всегда. Пусть думает именно так, поделом ему, невежде. Кроме того, вдруг он наконец-то оставит ее в покое, если будет думать, что она умеет колдовать.

— Может быть, — ответила Мариата.

Она с удовольствием увидела, как Росси тут же прикоснулся к своему амулету, чтобы предохранить себя от дурного глаза, а потом вдруг, словно охваченный злым духом, возбужденно растоптал знаки, начертанные на песке.

Мариата вскрикнула и попыталась ему помешать, но он резко оттолкнул ее, и она ударилась спиной о дерево.

— Я не потерплю в своем племени колдунью! — заорал он, яростно топча песок и уничтожая знаки один за другим.

Стихотворение пропало. Мариата хорошо знала, что не сумеет вспомнить его как следует. Ах, если бы она умела колдовать, то сейчас же отправила бы Росси к демонам, призвала бы Кель-Асуфа, и тот лишил бы его разума. Мариате жутко хотелось плюнуть в Росси, сделать ему больно, но она не раз видела, как жестоко он бьет своих рабов.

Девушка встала, подавляя ярость, отряхнула пыль с платья и спросила:

— Что? В твоем племени?

— Ждать осталось уже недолго.

Его дядя Мусса, сын Ибы, действительно болен. Внутри у него возникла какая-то опухоль, которая все увеличивалась, несмотря на то что он принимал разные лекарства. Закон и традиция говорят о том, что власть после Муссы должна перейти к сыну его сестры.

— Ты притащился сюда, чтобы рассказать мне об этом?

— Конечно нет. Откуда мне знать, что ты сидишь здесь и колдуешь?

— Но ты выслеживал меня, разве не так?

Росси сощурился, но ничего не сказал. Он только схватил девушку за руку, завернул ее ей за спину, между лопаток, и плотно прижал Мариату к себе. Лицо Росси теперь было так близко, что очертания его расплылись, и она только ощущала на лице горячее дыхание. Девушка чувствовала его состояние, он так и пылал от страсти, был почти на грани безумия. Вдруг Росси прижался своими губами к ее губам. Она плотно сжала их, стала яростно сопротивляться, пытаясь вырваться, но он только смеялся.

— Если захочу поцеловать, обязательно так и сделаю. Вот стану аменокалем,[16] и мне будут повиноваться все народы Аира. Женщины станут умолять меня взять их третьей или четвертой женой, да что там, даже наложницей! Ты думаешь, что лучше всех остальных?

Он отстранил ее на расстояние вытянутой руки и заглянул ей в глаза. Вдруг лицо его потемнело.

Росси оказался совсем близко и спросил:

— Или, может быть, тебе кажется, что ты лучше меня?

Ответ он прочитал в ее глазах. В них, темных и дерзких, не было страха. В эту минуту Мариата поняла, что Росси ненавидит ее с той же силой, с какой вожделеет.

— Так знай же, заруби себе на носу, что это не так! — Он схватил ее за черные как смоль шелковистые волосы и намотал их себе на кулак. — Корчишь из себя важную персону, забиваешь головы детишкам глупыми баснями, хвастаешься своим родом, считаешь народ кель-тайток выше нас, словно мы какое-то захудалое племя, которое должно подчиняться всем остальным. Пора тебя проучить!

Он запустил свободную руку ей между ног и попытался задрать платье.

Ярость охватила Мариату. Трогать женщину без ее позволения считалось табу. Нарушение этого запрета наказывалось изгнанием или даже смертью.

Издалека из долины донесся душераздирающий вой дикой собаки, к которому присоединился еще один, и еще, и еще. Что-то явно их обеспокоило. Обычно они лежали на грязных кучах отбросов, напоминая сухие желтые трупы в тени каменных, сложенных без раствора, террасовых стен, в то время как харатины[17] обрабатывали землю, пололи сорняки и поливали всходы с другой стороны. Вой навис над долиной, как хищная птица, поддерживаемая теплыми потоками воздуха над жертвой, потом постепенно стих.

Эта неожиданная тревога смутила Росси, и момент был упущен. Он поднял голову, оттолкнул Мариату, быстрым шагом направился к гребню холма и приставил ладонь ко лбу, пытаясь разглядеть, что именно могло привлечь внимание собак. Держась на безопасном расстоянии, Мариата тоже двинулась в ту сторону, откуда можно было бы бросить взгляд на долину, но увидела лишь одинокую фигуру, шагающую вверх по горной тропе. Это оказалась женщина в черной накидке и длинном голубом платье с заплатами. Она шла, опустив голову и согнувшись, словно несла на спине тяжелый груз. Мариата не знала этой женщины, впрочем, оно и неудивительно. Ведь девушка жила в племени кель-базган всего несколько недель.

вернуться

16

Аменокаль — вождь группы родственных племен.

вернуться

17

Харатины — «черные берберы», выходцы из более южных районов Африки, перенявшие берберский язык и культуру и служившие «белым берберам» рабами.