Когда же на донецком фронте наши дела были неважные, командование предложило Григорьеву выступить на фронт. Но он отказался, мотивируя, что не знает, за что воюют донцы, желая с ними разрешить спорные вопросы мирным путем.
Анархо-эсеры сблизили Григорьева с махновщиной, и на 24 апреля 1919 г. в городе Екатеринославе должно было состояться заседание обеих сторон. Из Гуляйполя были делегированы члены штаба и ВPC — Горев, Венгеров и Коваль, от эсеров — Серафимович, Черепанов и еще кто-то, не помню фамилии. Но собрание было провалено и предисполкома города Екатеринослава Аверин, арестовал всех. Вот теперь и шел разговор относительно их освобождения.
С Антоновым конфликт был улажен, и, кажется, что мы получили от него пару миллионов рублей денег, а немного погодя, 100 000 штук ружейных патронов. Вопросам снабжения стали уделять больше внимания.
На упреки Троцкого за промедление в исполнении приказов о поддержке Южфронта командукр ответил: «... Под Мариуполем части Махно разутые, не имевшие четыре месяца передышки, отступили только после бегства 9-й дивизии. Теперь вновь идут вперед, получив от нас пока два полка поддержки. Части Укрфронта достойны лучших частей других фронтов. Безоговорочно согласен: все на Ростов, так дайте мне со всем организационным военным и партийным аппаратом действовать на Ростов. Толкотня в Донбассе губит Донбасс, рабочий район почти умер. Давно прошу: Дайте мне Гришинское или Волновахское направление, подсекающее Донбасс, и успех обеспечен. Уходя от Укрфронта, части потеряют половину боеспособности. Во мне говорит знание местных условий и сознание своего влияния на укрчасти. Не сбрасывайте со счетов меня, нашей военной и политической организаций, используйте их целиком»[379].
На предложенную новую разграничительную линию с Южфронтом: Купьянск–Чаплине–Ногайск (исключительно) командукр протестовал (28 апреля) перед укрправительством и РВСР:
«Для нас это абсолютно неприемлемо... Отдача частей Южфронту разложит наши части, еще слишком молодые для перемены командования, и расстроит аппарат снабжения их. Ни мое, ни моих подчиненных влияние, ни влияние партии не сможет быть действительно использовано. Политические и экономические последствия... также явно пагубны. Перед лицом величайшей исторической ответственности прошу поддержать меня и добиться, если не передачи нам всего Донбасса, то разграничительной линии Волноваха–Кутейниково включительно»[380].
Троцкий отвечал 30 апреля:
«Ваши соображения, будто украинские войска способны сражаться только под украинским командованием, являются продуктом нежелания глядеть в глаза действительности. Бурный период революции, чрезвычайно облегчая победу, затрудняет устойчивое формирование. Махновцы отступают на Мариупольском фронте не потому, что подчинены Гиттису, а не вам, а потому, что столкнулись с более серьезным противником, чем петлюровцы. Если я вас поддерживал против всех зложелателей, то считаю с другой стороны совершенно недопустимо играть в прятки с фактами. Главный враг в Донецком бассейне, нужно передать туда главные силы.
Нужно проделать над ними и те огромные организационные воспитательные работы, которые были проделаны на всем Южном фронте, где немало украинских партизан, которые раньше панически отскакивали, а потом научились бить. Всякое промедление в деле сосредоточения сил в Донецком направлении явилось бы жесточайшим преступлением перед республикой»[381].
Командукр возразил:
«Совсем не трудно было бы узнать, что 1) мною предпринимались и предпринимаются все меры к перерождению повстанческих частей в регулярные; 2) но ни Москва, ни Наркомвоен мне почти ничем в этой организационной работе не помогли; 3) тем не менее, на Украине сложились великолепные кадры для будущей армии, которые мобилизация должна обернуть новыми бойцами; утверждение о дешевых победах на Украине — смешная выдумка людей, весьма далеких от военной работы на Украине. Не потрудившись над этим, вы осудили всю мою военную работу и произвели это осуждение в крайне резкой форме.
Чувство возмущения во мне очень сильно. Память подсказывает мне бесконечное количество фактов, свидетельствующих, с каким трудом рождалась нынешняя армия в России и как далека она и посейчас от того, к чему мы стремимся»[382].
Обеспокоенный ломкой Украинского военного аппарата командукр писал: «Мы знали о чрезвычайной организационной слабости Южного фронта, поэтому и опасались передачи в его ведение несложившихся частей»[383].