Выбрать главу

Звездный двигатель предоставил людям и то и другое. Раса H. Sapiens распространилась по доступному сектору Галактики быстрее скорости света и начала расти как на дрожжах. Если бы темпы удвоения рода людского и впредь сохранили потенциал двадцать первого столетия, нас сейчас было бы примерно 7×109×268. Подобное число совершенно не укладывается в голове, им могут оперировать только компьютеры:

7 × 109 × 268 = 2 066 035 336 255 469 780 992 000 000 000.

Иначе говоря — чуть более двух тысяч миллионов миллиардов триллионов людей.

Или, если прикинуть общую массу, — в двадцать пять миллионов раз тяжелее нашей родной планеты Сол-III, Старого отечества то есть.

Абсурд.

И это было бы действительно абсурдно, если бы не Великое расселение. Наша раса, достигнув потенциала, при котором она могла удваиваться трижды за столетие, оказалась в кризисе, не позволяющем удваиваться даже единожды. Мы попали на ту ветвь закона роста дрожжевых клеток, где популяция может поддерживать неустойчивую стабильность с нулевым приростом, только убивая своих же собственных представителей с достаточной скоростью, — иначе выделяемые ею яды отравят ее или же она погубит себя в тотальной войне или скатится в какую-то иную форму мальтузианского окончательного решения.

Но численность человеческой расы не достигла (как мы полагаем) этой чудовищной величины, потому что базовая величина к началу расселения составила не семь миллиардов, а на несколько миллионов меньше. Отток населения продолжался, и его величина, вначале незначительная, но постоянно возраставшая, с тех пор достигла сотен миллионов. Две тысячи лет люди мигрировали с Земли, а затем и из земных колоний во все более удаленные уголки Вселенной.

И мы уже не стремимся дать разумную оценку численности рода людского, мы можем только предположить, что существует более двух тысяч колонизированных планет и более пятисот миллиардов человек во Вселенной. Возможно, планет окажется раза в два больше, а людей — в четыре. Кто знает.

Поэтому изучение демографических аспектов историографии сделалось невозможным. Данные поступают к нам уже устаревшими и всегда далеки от полноты — но при этом они так многочисленны и так различны в плане достоверности, что мне приходится держать персонал в несколько сотен человек/компьютеров, которые пытаются эту информацию анализировать, сопоставлять, интерполировать и экстраполировать и сверять с другими источниками, прежде чем их включают в общую базу данных. Мы пытаемся обеспечить девяностопятипроцентную достоверность скорректированных данных, в худшем случае — восьмидесятипятипроцентную; реально же способны достичь соответственно восьмидесяти девяти и восьмидесяти одного процента, и положение с каждым разом все ухудшается.

Поселенцев мало заботит то, что дома ждут их отчетов; они заняты другими делами: выживают, рожают детей, уничтожают все на своем пути. Обычно в колонии успевают смениться четыре поколения, прежде чем в этот офис начинают поступать хоть какие-то сведения.

(Иначе и быть не может. Колонист, который слишком интересуется статистикой, сам становится статистической единицей — в качестве трупа. Я и сам намерен мигрировать, и, когда это случится, мне будет решительно все равно, станет отслеживать меня статистика или нет. Почти на столетие я застрял на этой, по сути, бесполезной работе, отчасти из-за материальных соображений, отчасти из генетической предрасположенности: я ведь прямой и улучшенный потомок самого Эндрю Джексона Калькулятора Либби[3]. Но с другой стороны, я происхожу от Старейшего и унаследовал, как мне кажется, часть его беспокойной натуры. Я хочу последовать за дикими гусями и посмотреть, что из этого получится; хочу опять жениться, наплодить с дюжину потомков на новенькой малолюдной планете, а потом, возможно, двинуться дальше. Теперь, когда я записал мемуары Старейшего, попечители могут, как он сам выражается в своей архаичной манере, принять сей труд и засунуть его себе куда им будет угодно.)

Кто же он, этот Старейший, — мой предок, да и ваш, наверное, тоже; безусловно, самый старый из ныне живущих, единственный активный участник событий времен кризиса человеческой расы и преодоления его с помощью Расселения?

Мы перевалили через вершину. Теперь наша раса могла бы, потеряв пятьдесят планет, плотнее сомкнуть ряды и двинуться дальше. Наши галантные дамы возместят потери за одно поколение. Но едва ли подобное случится; до сих пор нам не удалось повстречаться ни с одной расой, такой же упрямой, подлой и беспощадной, как наша. Консервативная оценка свидетельствует, что приведенного выше невероятного числа мы достигнем всего за несколько поколений и отправимся к другим галактикам, так и не освоив до конца свою собственную. И в самом деле, отчеты, поступающие издалека, свидетельствуют о том, что межгалактические корабли уже несут колонистов-людей сквозь бесконечные просторы Вселенной. Сообщения эти пока не проверены, поскольку самые отважные колонии, как обычно, располагаются вдалеке от многолюдных центров. Остается ждать.

вернуться

3

Калькулятор Либби — герой рассказа Р. Хайнлайна «Неудачник», назван в честь Эндрю Джексона (1767–1845), генерала и седьмого президента США (1829–1837), который заслужил в народе прозвище «Старый Гикори», что на русский язык можно перевести (не буквально, но по смыслу) двояко — и как «Старый Дуб», и как «Старая Дубина»; происхождением своим прозвище это, говорят, было обязано консервативным взглядам и упрямому характеру президента.