Ман рассмеялся.
Вдруг дед что-то вспомнил:
– Рашид!
– Да, Бабá?
– Где твоя вторая дочь?
– В доме, с матерью. Та ее кормит, кажется.
– Очень слабый младенец. Не моей породы. Надо поить ее буйволиным молоком, тогда будет здоровой и крепкой. Она улыбается как старуха.
– Многие младенцы так улыбаются, Бабá, – сказал Рашид.
– Вот это, я понимаю, здоровая девочка. Смотри, как у нее щечки сияют.
В открытый двор вошли двое, тоже деревенские брамины. Перед ними шествовал Моаззам, а позади шагал Качхеру. Бабá пошел поздороваться; Рашид и Ман отнесли свой чарпой в дальний конец двора, где сидели отец Рашида с Мячиком: встреча превращалась в собрание.
Вскоре к числу участников присоединился и Нетаджи. С ним был Камар – тот учитель с сардоническим лицом, который ненадолго заглядывал в салимпурскую лавку. Сегодня они вместе ходили в медресе побеседовать с другими учителями.
Все поприветствовали друг друга. Кто-то здоровался с бóльшим радушием, кто-то – с меньшим: Камар, к примеру, был не рад оказаться среди браминов, и приветствие его носило дежурный характер, хотя последние подтянувшиеся – Баджпай (с отметкой из пасты сандалового дерева на лбу) и его сын Кишор-бабý – были очень хорошими людьми. Они, в свою очередь, были не рады видеть другого брамина – интригана Тивари по прозвищу Мячик, который больше всего на свете любил настраивать людей друг против друга.
Кишор-бабý был застенчивый и трепетный юноша. Он сказал Ману, что счастлив наконец-то с ним познакомиться, и взял обе его ладони в свои руки. Потом он попытался поднять Мехер, но та не далась и убежала к дедушке, который осматривал орехи бетеля, принесенные Качхеру из лавки баньи. Нетаджи ушел за третьим чарпоем.
Баджпай поймал правую руку Мана и принялся внимательно ее разглядывать.
– Вижу одну жену… Достаток… Что же до линии ума…
– …то она начисто отсутствует, – с улыбкой закончил за него Ман.
– Линия жизни неидеальна, – ободряюще сказал ему Баджпай.
Ман засмеялся.
Камар наблюдал за происходящим с нескрываемым отвращением. Ох уж эти жалкие, суеверные индусы!
Баджпай продолжал:
– Вас у родителей было четверо, но выжили только трое.
Ман перестал смеяться, и рука его окаменела.
– Я угадал?
– Да.
– Кто скончался? – спросил Баджпай, внимательно и ласково глядя в лицо Ману.
– Лучше вы мне скажите.
– Вроде бы младший.
Ман облегченно выдохнул:
– Нет, младший – это я. Умер третий, ему и года не исполнилось.
– Какой бред, какой бред! – презрительно воскликнул Камар. Он был человек принципов и не терпел шарлатанства ни в каком виде.
– Ну что вы, учитель-сахиб, не говорите так, – спокойно проговорил Кишор-бабý. – Тут все по науке – и хиромантия, и астрология. Как иначе вы объясните расположение звезд?
– Ну да, вас послушать, так у вас все по науке, – сказал Камар. – Даже кастовая система. Даже поклонение лингаму и прочие гадости. А еще вы поете бхаджаны этому развратнику, вруну и вору Кришне[31].
Если Камар напрашивался на ссору, он ее не получил. Ман изумленно поглядел на него, но не стал вмешиваться. Ему было интересно послушать Баджпая и Кишора-бабý. Глазки Тивари быстро бегали по лицам всех участников разговора.
Кишор-бабý медленно и вдумчиво произнес:
– Видишь ли, Камар-бхай, тут какое дело. Мы поклоняемся не этим образам. Они служат нам лишь опорными точками для концентрации ума. Вот скажи мне, почему вы поворачиваетесь в сторону Мекки, когда молитесь? Никто ведь не считает, что вы поклоняетесь камню. Мы не называем бога Кришну такими словами. Для нас он – инкарнация самого Вишну[32]. Даже меня в каком-то смысле назвали в честь бога Кришны.
Камар фыркнул:
– Ой, вот только не надо рассказывать, что простые салимпурские индусы, которые каждое утро совершают пуджу перед своими четырехрукими богинями и богами со слоновьей головой, считают эти образы опорными точками для концентрации. Они просто-напросто поклоняются идолам, вот и все.
Кишор-бабý вздохнул.
– Ах, простолюдины! – многозначительно произнес он, как будто эти слова все объясняли. Он был известным поборником кастовости.
Рашид счел необходимым вступиться за индуистское меньшинство:
– Как бы то ни было, людей нужно судить по делам, а не по тому, кому они поклоняются.
31
Бог Кришна в священных писаниях индуизма (Пураны, «Махабхарата», «Харивамша») предстает в различных образах: игривого озорника, беззаботного пастушка, искушенного любовника, героя-воина и т. п.
32