– Там тяжело? – ускоряя шаг, спросил я. Сверху донеслось:
– Там уже никак.
Перепрыгивая через ступеньки, я выскочил из подъезда. Машина и впрямь стояла – я на миг залюбовался ею, приостановившись. Роскошный темно-багровый «BMW» последней модели с небрежно прилепленной на крыше мигалкой. Обе дверцы со стороны подъезда были открыты, водитель, у которого под полой пиджака угадывалась кобура, торопливо курил, высунувшись из машины. У задней дверцы стоял совершенно монументального вида немолодой мужчина в очень дорогом костюме, на лацкане которого блестел депутатский значок, в расстегнутом пальто. Мужчина говорил по сотовому:
– Да кто он такой? Когда смогу – приеду! Что? Какие, твою мать, девки? Умом тронулся? Шагу ступить сами не можете?
Покосившись на меня, депутат, не прощаясь, прервал разговор и полез в машину. Водитель жадно затянулся, откинул сигарету и схватился за руль. Мотор мягко завыл, я едва успел сесть на переднее сиденье, как машина тронулась. По дверце со скрипом прошлись обледенелые ветки.
– Ослеп, что ли? – рявкнул депутат на шофера, хотя вина в случившемся была лишь моя. Но стоило хозяину машины повернуться ко мне, как тон изменился: – В Перово тебя?
Еще ни разу меня не подвозили представители власти. Да еще, ко всему, не то милицейские чины, не то бандитские авторитеты. Умом я понимал, что перед возможностями дозорного все едино, но экспериментировать никогда не пытался.
– Да, туда же, откуда ребята приехали. И побыстрее бы…
– Слышишь, Володька? – обратился депутат к водителю. – Жми!
Володька поднажал. Да так резво, что мне стало не по себе, и я глянул в сумрак: доедем ли вообще?
Выходило, что доедем. Но не только из-за мастерства водителя или коэффициента удачи, у меня, как у любого дозорного, искусственно повышенного. Похоже было, что кто-то прошелся по вероятностному полю, вычищая оттуда все аварии, пробки и слишком уж ревностных гаишников.
В нашем отделе такое мог сотворить лишь сам шеф. Вот только зачем?
– Мне тоже жутковато… – шепнула с плеча невидимая птица. – Когда мы с графом…
Она замолкла, будто поймав себя на излишней откровенности.
Машина прошла перекресток на красный свет, по немыслимой кривой увертываясь от легковушек и каких-то фургонов. С остановки кто-то показал в нашу сторону рукой.
– Глотнешь? – дружелюбно вопросил депутат. Протянул маленькую бутылочку «Реми Мартен» и пластиковый одноразовый стаканчик. Это выглядело настолько смешно, что я, не колеблясь, налил себе тридцать граммов. Даже на такой скорости и на разбитой дороге машина шла мягко, коньяк не расплескивался.
Я вернул бутылку, кивнул, вытянул из кармана наушники плеера, надел, включил диск. Выпала старая-престарая песня «Воскресения», моя любимая.
Мы вышли на трассу. Машина все наращивала скорость, я еще никогда не ездил в Москве так быстро. Да и не только в Москве… Если бы не вычищенное вероятностное поле, заставил бы сбросить ход, а так – просто страшновато.
Я невольно вспомнил о том, что Романов – сам Иной. Только неинициированный. Его заметили слишком поздно… Предложение было сделано, но он отказался.
Это тоже выбор.
Интересно, как часто он слышал эту музыку в ночи?
– Еще хочешь? – Депутат был сама благожелательность. Интересно, что ему внушили Медведь и Тигренок? Что я – его лучший друг? Что он – мой вечный должник? Что я – внебрачный, но любимейший сын президента?
Какая ерунда все это. Существуют сотни способов вызвать в людях доверие, симпатию и желание помочь. У Света есть свои методы, жаль только, что и у Тьмы их немало. Ерунда это.
Вопрос в другом: зачем же я потребовался шефу?
Глава 6
У дороги меня ждал Илья. Стоял, засунув руки в карманы, с отвращением глядя в небо, сыплющее мелким снежком.
– Долго, – только и сказал он, когда я, за руку распрощавшись с депутатом, выбрался из машины. – Шеф заждался.
– Что тут происходит?
Илья ухмыльнулся. Но обычной жизнерадостности в этой улыбке не было.