1. Кеннет Грэхем (1859—1932)
2. Морис Боура (1898—1971)
3. Кеннет Тайнан (1927—1980)
4. X. В. Д. Дайсон (1896—1975)
5. Джеймс Блиш (1921—1975)
6. Теодор и Сибли, утонули (1893)
7. Сэр Джон Стейнер (1840—1901)
8. Уолтер Патер...
Вот он!
Минут двадцать Ашенден петлял по траве, опутавшей могилы, раздвигая плющ над полустершимися надписями, пока не нашел крепкий приземистый крест:
На тебя, Господи, уповаю
УОЛТЕР ПАТЕР
Умер 10 июля 1894
Затем, почти сразу за ним, он увидел тот, другой камень, который и искал, — совсем простенький памятник:
ДЖЕЙМС АЛЬФРЕД БОУДЕН
1956—1981
Да упокоится в мире
Ашенден постоял несколько минут в молчании, темнота сгущалась, и ему думалось о том, какое это удивительно мирное место для того, чтобы найти здесь вечное успокоение. И все-таки никто не хочет умирать, уж конечно не Джон Ашенден, такие мысли бродили у него в голове, пока он стоял над могилой и думал о том, не отрекся ли Джимми Боуден в последние дни своих страданий от догматического и непоколебимого атеизма, который он как-то всю ночь проповедовал ему. Нет, Ашенден сомневался в этом. Вспомнил он и последнюю открытку Джимми, на которую так и не ответил...
На всем кладбище никого, кроме него, не было, и некому было заметить одну странную вещь: тщательно осмотревшись вокруг, Ашенден раздвинул густые заросли плюща позади скромного креста на могиле Боудена, вынул что-то из бокового кармана плаща и аккуратно положил к подножию креста, присыпая землей, а потом снова поправил плющ, несколько раз почти женским жестом пригладив его листья.
Спешить ему было некуда, и, неторопливо направляясь к выходу, он несколько раз останавливался и читал надписи на могильных плитах, в том числе: «Кеннет Грэхем, уплывший по реке забвения 6 июля 1932 года и прославивший на все времена детство и литературу». Ашендену очень понравилась эта надпись. Мимоходом он взглянул на «Теодора и Сибли, утонувших в 1893 году», но уже стемнело, и он не смог узнать, кто они такие были и где отдали Богу души.
Он снова вышел на главную улицу и по дороге обратно в «Рэндольф» заглянул в маленький бар в здании «Кингс-Армс», чтобы заказать кружку бочкового пива «Флауэрз», за что наверняка заслужил бы одобрение инспектора Морса.
Переходя Бомон-стрит, Ширли Браун напрягла руку, и Эдди Стрэттон отпустил ее. Это было в десять минут шестого.
— Что бы ты ни говорил, Эдди, все равно любопытно было бы узнать, куда он направлялся.
— А я тебе говорю, Ширл, забудь об этом!
— Он хотел поскорее скрыться. Ты же заметил это.
— Ты все еще считаешь, что он видел нас?
— Я все еще считаю, что он нас видел, — ответила Ширли Браун, растягивая слова, как это делают калифорнийцы.
В лифте они оказались одни, и, выходя из него, Эдди кивнул ей:
— До скорой встречи, Ширл!
— Ага. И передай Лауре, что я желаю ей поскорее поправиться.
Эдди Стрэттон ничего не ответил и пошел к номеру 310.
Глава десятая
Глупая настырность — это демон небольшого ума.
Морс слишком долго работал в полиции, чтобы поверить в то, что смерть и кража или (как он начинал теперь думать) кража и смерть могли оказаться случайным совпадением. Нельзя сказать, чтобы он испытывал какие-либо иллюзии относительно кражи. Он никогда не отказался бы помериться силами с убийцей, но готов был сложить оружие перед сколько-нибудь умелым домушником — даже, уж если на то пошло, перед сколько-нибудь неумелым домушником. И если, как, по-видимому, думают все, Лаура Стрэттон не закрыла дверь в номер, чтобы мог войти муж, если она беспечно оставила сумочку на ночном столике прямо напротив этой неприкрытой двери, если кто-то знал обо всем этом... да, даже если кто-то и не знал об этих вещах... ну, что же, было бы просто удивительно, если бы сумочка быстренько не улетучилась. Минут через пятнадцать? Самое большее, подумал Морс. Все мы можем призывать (некоторые из нас могут призывать): «Не вводите нас во искушение», но все же большинству людей безумно нравится бросать свои фотокамеры, бинокли, радиоприемники, ракетки для сквоша, сумочки... хм... да, бросать их на задних сиденьях автомобилей, а потом бежать жаловаться в полицию, когда вдребезги разбивают задние стекла и...
Э, да о чем тут говорить!
Конечно, все дело заключалось в том, что Морс практически потерял интерес к делу, и единственное, что помнил, — это алкогольные способности леди, которую звали миссис Шейла Уильямс.
Он едва успел убрать стакан, когда даже без стука, которого требуют простая вежливость и приличие, в дверь просунулась голова Макса. Увидев Морса в кресле управляющего, Макс быстро вошел в кабинет и тут же уселся.
— Мне сказали, я найду тебя здесь. Впрочем, можно было бы и не говорить. Любой патологоанатом, стоящий своего жалкого вознаграждения, обладает довольно тонким нюхом.
— Ну?
— Сердечный приступ. Острая сердечная недостаточность.
То же сказал Суейн.
Морс медленно кивнул.
— Непонятно только, какого черта ты заставил меня притащиться сюда, чтобы подтвердить очевидное? Кстати, где тут выпивка?
Морс с неохотой указал на буфет.
— Ты ведь за это не платишь, а?
— Чего бы ты выпил?
— Ничего, Морс, я же при исполнении.
— Ну, смотри.
— А как оно, ничего? Можно пить?.. Виски?
Морс встал, плеснул немного виски в пластиковый стаканчик и протянул Максу.
— Ты абсолютно уверен, Макс...
— Послушай, а ведь недурная штука, правда?
— ...о времени наступления смерти?
— Между половиной пятого и четвертью шестого.
— В самом деле?
Никогда еще Морс не слышал от этого полицейского врача-горбуна ничего похожего на такое категорическое заключение.
— А как это ты?..
— Горничная, Морс. Сказала, что бедняга-старушенция поднялась к себе в половине пятого, причем на своих двоих. А потом твои люди сообщили мне, что горячо любящий муж нашел ее в четверть шестого. — Макс сделал хороший глоток «Гленфидича». — Ведь мы профессионалы, Морс, мы ведь такие, что мимо нас ничто не проскользнет.
Он допил виски и от удовольствия причмокнул.
— Еще?
— Ты что... Я же все-таки на службе... И между прочим, собираюсь на прекрасный ужин в веселой компании.
В голове Морса звякнул колокольчик:
— Не на тот ли пир, куда устремился этот тип?
— На тот самый, Морс.
— Он тут, в гостинице, работает доктором.
— Лучше скажи мне чего-нибудь, чего я не знаю.
— Я имею в виду, что он осмотрел миссис Стрэттон, только и всего.
— И ты не очень ему веришь.
— Не очень.
— А мне говорили, что он совсем неплохой знахарь.
— Честно говоря, мне показалось, что он немного того...
— Чуток membrum virile? [5] Знаешь, иногда ты попадаешь в точку... Может быть еще на дорожку, а, Морс?