Выбрать главу

Заклинание пчелиного роя[58]

Взявши земли, брось ее правой рукой под правую стопу и скажи:

Будь под стопою, что мне попалось: земь от злого, от зверя всякого, от пагубы, от беспамятства, от напасти всякой, от людского лукавого от языка злосильного.[59] Брось в них землею, когда роятся, и скажи: 5 Жены державные, сажайтесь на земь,[60] никогда-то, дикие, не блуждайте по лесу, прадейте-ка, добрые, о владенье нашем, как человек от века, о вотчине да о пище.

ПРЕДСМЕРТНАЯ ПЕСНЬ БЭДЫ[61]

Никто, в дорогу собирающийся поневоле, заиметь не может мудрость большую, когда он думает, уходящий отсюда, зло сулит или благо 5 суд над его душою, что свершится по смерти.

ГИМН КЭДМОНА[62]

Ныне восславословим всевластного небодержца, господа всемогущество, благое премудромыслие и созданье славоподателя, как он, государь предвечный, всякому чуду дал начало. 5 Кровлю упрочил для земнородных высокую, небосвод поставил святой создатель, мир серединный сделал всеславный народодержец, предел для землерожденных, государь предвечный, 9 бог небесный, эту обитель смертных.[63]

ГНОМИЧЕСКИЕ СТИХИ[64]

Стужа – чтобы стыло; костер – чтобы тлело; земь – растила бы; лед – мостил бы море; а снега по берегам сберегали бы нетленной зелень озимую; а зимние узы 5 лишь богу небесному разбить под силу: стужа отступит, погоды станут, лето светлознойное[65] и на море волны. Смутен путь умерших – смерть извечная тайна;[66] в полымя подь, падуб, –[67] да исполнится завещание, 10 слово последнее; слава всего превыше.[68] Щедрость прельщает – вещами да кольцами вождь невесту купит,[69] и вместе да будут на дары щедры супруги; радость державцу – битва, сеча – веселье, а жене добросердой 15 быть бы всеми любимой, беззаботной да радушной, тайну берегущей, а богатства дарящей, коней да кольца, и пускай в застолье среди мужей дружинных державцу подносит первому на пиршестве пенный кубок, 20 чашу золоченую вручит супругу с ласковым словом, и добровластной будет и благоразумной хозяйкой в доме. Гвоздье – ладье укрепа, а дереву щитовому – обод железный, а жене желанен, 25 супруге фризской, корабль на якоре, челн причаленный, – встречает долгожданного мужа – кормильца, домой приводит, сымет платье с него просоленное отстирать и несет ему новое; суша – мужу веселье, все, что любит, имеет, 30 лишь бы верность жена хранила, не срамила бы она супруга: есть достойные, а есть нестойкие, до чужих мужей любопытные жены ушедших в море; по чужбине корабельщик скитается, а любимого ждать – супруге раньше срока моряк не может, до поры, домой возвратиться, 35 только бы жив остался, да на путях китовых не почил бы в объятьях пучины.[70] Челн, морехода радость, деньги от богатея, от государя – жилище будут корабельщику, прибывшему из-за моря; от паруса польза будет, как пуститься к дому по водам 40 кормщик и для прокорму закупит припасов:[71] худо без еды мореходу, холодно под жарким солнцем, даже на вольном воздухе оздороветь не сможет,[72] и скоро, до срока, он упокоится, коль плоть его кто-нибудь не накормит, – пища телу подспорье. Закопал бы убийца 45 в глубины земли убитого, дабы избегнуть мести, но вечным грозит позором смерть, зарытая в землю;[73] бедному быть согбенным, слабейшему – кротким, а правде – править; добро – в полезном совете, а зло – в бесполезном, на беду полученном; 50 благое всего превыше, пред господом предстоящее; помыслам – память, руке – непоспешность, зенице – око, знанию – сердце, где муж премудрый мысли сберегает, устам же в еде достаток, питание своевременное. 55 Золотом узорным не зазорно украсить ножны всезнатные, жену – песнопением, пиршество - песнопеньем, копейщика – древом битвы, а рубежи дружиной, чтобы жить в мире; тарч предстать герою, татю – дубина, 60 невесте – подвески, словеснику – писанье, причастие – благочестным, нечестье – язычникам; Воден воздвиг кумиров,[74] а небосвод над миром – сам спаситель, господь всесильный, доброподатель, государь всеистинный, 65 державец, нам давший все, чем живы с начала мира, и при его окончанье земнородными править будет он, творец всевышний.
вернуться

58

Заклинание, сопровождавшееся симпатическими обрядовыми действиями, должно было удержать отроившихся пчел возле дома.

вернуться

59

…от людского лукавого языка злосильного. – В оригинале буквально: "от великого человека языка". Неясно, к чему относится определение, и нельзя поэтому исключить точки зрения Р. Майсснера, полагавшего, что речь идет о "языке великого человека", где "великий человек" – это табу охочего до меда медведя (Meissner R. Die Zunge des grossen Mannes. – Anglia, vol. 40, 1916, p. 375-393).

вернуться

60

Жены державные, сажайтесь наземь. – Некоторые исследователи и здесь предлагают видеть валькирий.

вернуться

61

Один из величайших писателей раннего средневековья, предшественник и единоплеменник Алкуина (Ealhwine, 735-804), Бэда Достопочтенный (673-735), жил в эпоху расцвета культуры в Нортумбрии на севере Англии. Большую часть жизни Бэда провел в монастыре Ярроу. Бэда – автор множества экзегетических сочинений, ученых трактатов, проповедей и латинских поэм. Но наибольшую славу ему составила "Церковная история англов" (Historia Ecclesiastica Gentis Anglorum), завершенная около 731 г. и по сей день сохраняющая значение одного из основных письменных источников по ранней истории англосаксонских королевств. Широчайшая эрудиция писателя богослова, стоящего у вершин латинской культуры своего времени, соединяется в труде Бэды со знанием устного германского предания. Если верить сообщению биографа Бэды Кутберта (Epistola Cuthberti de obitu Bedae), – а большинство исследователей относится к нему с доверием, – последнее, что он сочинил, было пятистрочное древнеанглийское стихотворение, известное под названием "Предсмертная песнь Бэды". Слава, еще при жизни сопутствовавшая Бэде, послужила причиной того, что это стихотворение известно по многим спискам: в 11 из них оно записано на родном, нортумбрийском, диалекте Бэды, в 18 – на нормализованном уэссекском. "Предсмертная песнь Бэды" показывает, насколько высоко уже в VII в. стояло в Англии поэтическое искусство. Стихотворение строго следует всем канонам аллитерационной поэзии и выделяется совершенством композиции. Все оно состоит из одной фразы, тройное упоминание смертного часа в которой (в оригинале три сложных слова, представляющие собой hapax legomena: neidfærae, hiniongae, deothdaege) как бы проводит границу между тем, что было "прежде" (т. е. приобретенной на земле мудростью), и тем, что будет "потом" (т. е. судом, совершаемым над душою после смерти). Благодаря такому весьма непростому построению и скрытой в стихотворении литоте ("никто не становится мудрее" ~ "многие оказываются недостаточно мудрыми") выраженная в нем мысль получает особенную многозначительность и глубину.

вернуться

62

Этот гимн богу-творцу известен по "Церковной истории англов" Бэды (Кн. 4, гл. 24). Он подробно рассказывает о некоем неграмотном монахе монастыря в Уитби, по имени Кэдмон, который "был осенен божией благодатью", ибо "все, что он узнавал от других из Священного Писания, он в самом скором времени перелегал на поэтический лад", побуждая слушавших "проникнуться презрением к этому миру и устремиться мыслию к жизни небесной". Особенно замечателен рассказ Бэды о том, как достался Кэдмону этот божественный дар песнопения. Приведем из него отрывок. "Жил он в миру, покуда не достиг преклонного возраста. И он никогда не учил не единой песни. И посему нередко во время пиршества, когда наступало время для увеселения, и все они должны были петь в свой черед под арфу, он, завидев, что арфа к нему приближается, вскакивал в смущении посреди пира и уходил домой. И вот однажды он так и сделал: покинул дом пиршества и отправился в хлев, где ему было поручено тою ночью смотреть за стадом. Когда настало время, он расправил члены и уснул. Тут явился ему во сне некий человек и, обратись к нему со словами привета, назвал его по имени и сказал: "Кэдмон, спой мне что-нибудь". На что тот ответил: "Я ничего не умею петь. Я потому и ушел с пира и пришел сюда, что я не мог ничего спеть". Тогда тот, кто говорил с ним, сказал снова: "И все же ты можешь петь". Тогда Кэдмон сказал: "Что же мне спеть?". Он сказал: "Спой мне Первое Творение". Получив сей ответ, Кэдмон вскоре начал петь во славу Бога Творца стихи и слова, каких он прежде не слышал". После этих строк Бэда приводит латинский перевод "Гимна" (его англосаксонский текст вписан переписчиками на полях рукописей "Церковной истории" Бэды). Наутро, – как рассказывает далее Бэда, – Кэдмон пошел к градоправителю и рассказал о ниспосланном ему свыше даре. Тот отвел певца к настоятельнице монастыря в Уитби, Хильде, которая, убедившись в чудесном искусстве Кэдмона, призвала его остаться в монастыре и принять обет послушания. Проведя в монастыре остаток дней, Кэдмон составил множество стихов "о сотворении мира и человека, а также и о многом другом, что рассказывается в Священном Писании". Хильда была настоятельницей монастыря с 658 по 680 г. Это дает основу для датировки "Гимна", хотя действительные события в рассказе о его создании не отделимы от легенды. Рассказ, принадлежащий перу такого авторитетного писателя, как Бэда, всегда привлекал к себе особое внимание издателей и исследователей древнеанглийской поэзии. В 1655 г. Франциск Юниус положил начало изданию древнеанглийских поэтических памятников, опубликовав поэмы из рукописного кодекса, впоследствии получившего его имя (Codex Junius Бодлеанской библиотеки в Оксфорде, см. с. 173 наст, изд., а также прим. к "Грехопадению"). Основываясь на том перечне сюжетов Кэдмоновой поэзии, который приводит Бэда, Юниус безоговорочно приписал Кэдмону все поэмы своего кодекса: "Бытие", "Исход", "Даниэль" и "Христос и Сатана", обозначав все собрание как Caedmonis Monachi Paraphrasis. Так было положено начало растянувшейся на несколько веков дискуссии об авторстве древнеанглийской поэзии, причем ведущую позицию и этой дискуссии долгое время занимали исследователи, стремившиеся распределить большую часть сохранившегося корпуса стихов между двумя поэтами, известными по имени – Кэдмоном и Кюневульфом (см. также прим. к "Видению Креста" и "Отпадению ангелов"). Поводом в пользу принадлежности "Гимна" и произведений Codex Junius одному автору, Кэдмону, считали текстуальные совпадения в. них (поэма "Бытие" начинается, например, почти такими же словами, как "Гимн"). Совершенно другое объяснение дают этому сходству исследователи новейшего времени. Фр. Мэгаун, посвятивший рассказу Бэды специальную статью (Magoun Fr. P. Bede's Story of Caedman: The Case History of an Anglo-Saxon Oral Singer, Speculum, vol. XXX, 1955), видит в нем уникальное свидетельство современника об устно-эпическом творчестве, всецело основанном на готовых (и лишь варьируемых поэтом) формулах и, таким образом, не знающим различия между сочинением (импровизацией) и воспроизведением. Вербальное сходство "Гимна Кэдмона" и других произведений религиозной эпики оказывается, таким образом, лишь естественным проявлением формульности этой поэзии и ее принадлежности к обшей традиции. Как показал Мэгаун, Гимн Кэдмона почти целиком разлагается на такие формулы, что, однако, не противоречит его художественному совершенству. Обращает на себя также внимание, что, принадлежа эпической традиции, "Гимн" имеет и некоторые точки соприкосновения с поэзией скальдов. Его композиция напоминает композицию восьмистрочной скальдической строфы (висы): две относительно самостоятельные части стихотворения (соответствующие полустрофам висы) связаны общим движением поэтического образа. Строгое равновесие между всеми композиционными элементами "Гимна" и в особенности его необычайно разнообразная и пышная синонимика (понятия бог, например, выражено в оригинале семью различными словами, среди которых есть и архаизмы, и поэтические новообразования), придают этому маленькому стихотворению особую торжественность, почти монументальность. О толковании "Гимна" в духе теологической доктрины Бернаром Юппе см. с. 204 наст. изд. Древнеанглийский текст "Гимна" известен по 17 рукописям "Церковной истории англов". В четырех наиболее ранних латинских рукописях (одна из них, середины VIII в., известная как MS. Lat. Q. V, I, 18, находится в Гос. Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде) представлен исконный, нортумбрийский, вариант, являющийся древнейшей записью англосаксонского поэтического текста. В остальных рукописях, как латинских, так и содержащих древнеанглийский перевод "Истории", "Гимн" записан в нормализованной уэссекской орфографии.

вернуться

63

Кровли для земнородных – небеса; мир срединный, предел для землерожденных, обитель смертных – земля.

вернуться

64

В древнеанглийских рукописях сохранилось два собрания изречений, или гномических стихов: так называемые Коттонские гномы (Cotton Ms. Tiberius B. 1) и Эксетерские гномы (Ex. B. Fol. 88b-92b), подразделяемые на три группы: A, B и C; в рукописи начальное слово каждой группы выделяется буквами латинского капитального письма. В настоящее издание включены Эксетерские гномы группы B. В отличие от всякого рода наставлений и поучений, рассыпанных во многих древнеанглийских стихах, дидактический элемент в гномах в чистом виде почти отсутствует. Здесь суммированы наблюдения о природе вещей и человеческой природе, и "сущее" в них не отделено от "должного" (ср. в русском переводе: "Стужа, чтобы стыло; костер – чтобы тлело…"). Одни из гномов предельно кратки, другие более пространны, некоторые, при развитии в них описательных элементов, разрастаются в целые сценки (такова знаменитая сценка "о фризской жене" в приводимых гномах, ст. 24 след.). Большая их часть, сохраняя древнюю мудрость, может восходить ко временам язычества, некоторые несут на себе отчетливый след христианства. Трудно обнаружить какой-либо порядок в этих пестрых собраниях. Первая исследовательница древнеанглийских гномов Б. Уилльямс (Williams B. C. Gnomic Poetry in Anglo-Saxon. N. Y., 1914, repr. 1937) готовая была даже допустить, что иные из них могут быть плодом версификаторских упражнений: их автор механически нанизывает разнородные изречения, заботясь лишь о том, чтобы привести их в соответствие с правилами аллитерационного стихосложения. Едва ли это мнение справедливо; более вероятно, что элементы стихотворной организации не вторичны, но издревле присуще подобным произведениям (равно как и поговоркам, пословицам, загадкам и другим малым речевым формам, в которых сконденсирован человеческий опыт), придавая им сжатость и весомость формул. Следует допустить, что мудрости могли передаваться в устной традиции как по отдельности (представляя собой в этом случае более или менее развитые стихотворные тексты), так и в виде перечней. Обе возможности представлены в древнескандинавской поэзии (ср. разные части "Речей Высокого" в Старшей Эдде). Для современного читателя гномические стихи представляют немалый познавательный интерес, приоткрывая завесу над теми будничными сторонами жизни, которые не входили в тематический круг эпической поэзии. Перевод выполнен в основном по изданию Крэппа-Добби.

вернуться

65

…стужа отступит… лето светлознойное… – Германцы различали первоначально два времени года – зиму и лето. Названия для весны и осени более позднего происхождения и различны в отдельных германских языках.

вернуться

66

Смутен путь умерших… смерть извечная тайна… – Это место в оригинале можно прочесть по-разному. Т. Шипи (Shippey, 2, p. 69), например, связывает его с предыдущими строками и переводит: "…и беспокойные волны, глубокая тропа мертвых, далее всего будут скрыты (льдом. – О. С.)". Далеко не всегда можно понять, какие фразы связаны в гномических стихах общим ходом мысли, а какие представляют собой изолированные изречения.

вернуться

67

в полымя подь, падуб. – Э. Чеймберс ссылается на обычай сжигать падуб, или остролист (Ilex aquifolium ) после рождества (Chambers E. K. The Medieval Stage, Oxford, 1903, I, p. 251).

вернуться

68

…слава всего превыше. – Самая лаконичная формулировка древней истины, выраженной в более развернутом виде во многих других произведениях. Ср. прим. к ст. 72-80 "Морестранника".

вернуться

69

…вождь невесту купит… – Ср. у Тацита ("Германия", гл. X VIII, см. в кн.: Древние германцы. Сборник документов. М., 1937, с. 65-66). Далее в ст. 15-22 перечисляются качества идеальной супруги, созвучные с образом Вальхтеов в "Беовульфе".:

Вышла Вальхтеов, супруга Хродгара, гостей приветствовать по древнему чину, высокородная: вождю наследному вручила первому чашу пенную (ст. 614-618)

Ср. также в "Беовульфе" ст. 642 след., 1216 след., рисующие портрет мудрой советчицы и помощницы государя на престоле. Обозначение женщины как "раздавательницы пива" и т. п. закрепилось в скальдических кеннингах.

вернуться

70

…а жене желанен… не почил бы в объятьях пучины. – Эта жанровая картинка, в которой звучат и лирические ноты, более всего доставила известность Эксетерским гномам. Фризы упоминаются и в других памятниках как опытные мореходы.

вернуться

71

Чёлн, мореходу радость… закупит припасов… – В понимании этого места исследователи не пришли к единогласию. Многие, вместе с Б. Уилльямс, полагают, что в ст. 36 речь идет не о корабле, а о деве ("радость мужчине дева"). С точки зрения Т. Шиппи, последующие строки – это рассказ о богатом купце, который, расположившись на зимовку, расселяет, как это было принято, свою команду на принадлежащих королю землях (Shippey, 2, p. 38). Он присоединяет сюда и ст. 39 след. – о пользе всяких припасов и сытной пищи.

вернуться

72

…даже на вольном воздухе оздороветь не сможет. – Можно понять это место и как изречение типа "человек живет не единым воздухом".

вернуться

73

Закопал бы убийца… смерть, зарытая в землю… – Перевод проясняет это довольно трудное место. В нем, судя по всему, сохранился отзвук существовавшего в древнем обществе противопоставления: убийство, о котором убийца объявлял во всеуслышание, тем самым сохраняя право откупиться вирой, и тайное, позорное убийство, которое ставило его вне закона. Об этом противопоставлении хорошо известно из древнеисландских источников. См. Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. Л., 1971, с. 83-84.

вернуться

74

Воден воздвиг кумиров… – Единственный случай в древнеанглийской поэзии, где упомянуто имя Водена, верховного божества языческой мифологии (др. исл. Один, др. нем. Вотан, Вуотан). Это имя проникло в название среды – Wednesday, благодаря отождествлению Водена с Меркурием (ср. лат. dies Mercurii).