Если предание о мести Ольги было приурочено к Сигрид, то именно по линии мотива истребления женихов невестой-богатырем. Очень возможно, что и летописное сказание о расправе киевской княгини с древлянскими сватами не обошлось без контаминации с аналогичным русским сказочным мотивом. Н. И. Костомаров говорит об эпизоде с древлянскими послами, сожженными в бане, как о несколько напоминающем русскую сказку о царевне Змеевне, которая заманивает к себе молодцов и сжигает их в печи[476]. Но этот мотив стушевался перед историческим преданием об Ольге, вполне последовательно изображающим ее как мстительницу за мужа. Не является ли также некоторым следом сказочного образа женщины-богатыря то псковское народное предание, которое говорит об Ольге как о «сильной богатырке», переносившей с места на место огромные камни?[477] Вспомним также белорусское сказание о царевиче Игре Игрывиче, добывающем себе невесту из Царьграда, «царь-девку»[478]. Это, очевидно, смутные воспоминания об Игоре и отражение неясного представления о какой-то связи и его, и Ольги с Царьградом. В поздних летописях оно, как известно, выразилось в перенесении древлянского похода Ольги на Царьград, который она берет при помощи подожженных птиц, как и древлянский Искоростень. Какое-то отношение к богатырскому образу Ольги имеют, может быть, и записанные Н. И. Коробка предания о вражде Вольги (Ольги) с Игорем, которого она убивает, правда, не зная, что это— ее муж…
В скандинавской литературе мы находим следующее. У Саксона Грамматика — два рассказа о взятии города по искоростенскому способу[479]; из них первый, о датском эпическом герое Хаддинге (Haddingus), локализован в Восточной Европе, по-видимому на Западной Двине (Hellespontus, Duna urbs), а второй — в Ирландии, причем Саксон ссылается здесь на военную хитрость, приписываемую им выше Хаддингу. Далее — взятие города в Сицилии норвежцем Харальдом Хардрада, участвовавшим в качестве предводителя византийских варягов в походе на Сицилию в 1038–1040 гг.[480] Для сказания о Хаддинге и для саги о Харальде характерна их русская ориентация; в саге — даже прямая связь с Русью в лице Харальда, который жил некоторое время на Руси, ушел оттуда в начале 30-х годов XI в. в Византию, а лет через 10 вернулся и женился на дочери Ярослава Мудрого, Елизавете.
Совпадение рассказа саги о Харальде с искоростенской легендой В. Г. Васильевский объясняет тем, что и то, и другое восходит к аналогичным ближневосточным преданиям об Александре Македонском и об эмире Багдадском Ибн Хосрове, о которых говорит армянский историк XI в. Стефан Таронский (Асохик). Как полагает Васильевский, «все это рассказывалось в Армении современно с пребыванием там и вблизи русского корпуса, почти современно с зимовками Варягов в Халдии, и тогда мы будем, по всей вероятности, гораздо ближе к родословной Гаральдовых птиц и Ольгиных воробьев и голубей»[481].
В отношении, так сказать, варяжской линии огненосных птиц предположение Васильевского очень правдоподобно, но летописные искоростенские воробьи и голуби оказываются, таким образом, довольно поздними, не раньше XI в., залетевшими на Русь из тех краев, где бывали и русские, и варяги, состоявшие на военной службе в Византии. По Шахматову, рассказ о взятии Ольгой Искоростеня вставлен составителем Повести временных лет. Взята ли она из местного, русского, народного творчества или занесена с Ближнего Востока, как и вариант, содержащийся в саге о Харальде?
477
Это предание записано в 1917 г. В. И. Чернышевым, который любезно сообщил мне его по своим записям.
478