Каким образом очутился этот Ждьберн в Корсуни? Весьма вероятно, что он был на военной службе у греков. Если допустить, что в это время варяжские наемники в Византии еще не были объединены в особую постоянную военную организацию, состоящую при императоре, то тем более возможно было Ждьберну оказаться какими-то судьбами на положении авантюриста-одиночки; никаких товарищей его в Корсуни Житие не знает — разве что предполагать, что таковым был Олег, и видеть в нем, как и в самом Ждьберне, корсунское приобретение Владимира. Все эти предположения, конечно, гадательны, но уж если делать их, то не исключена возможность, что Ждьберн был одним из тех варягов, которые ушли из Киева в 980 г. (см. далее, гл. 9-ю), и что он в конце концов счел за благо вернуться к своему прежнему вождю, рассчитывая на большую щедрость с его стороны, чем было проявлено несколькими годами раньше, когда Владимир только что утвердился в Киеве.
Шахматов полагает, что в изложении летописи, начиная с Начального свода, Ждьберн и Олег были устранены, как сказочные лица народной песни, как былинные герои, которым не должно быть места в историческом повествовании[528]. На это можно возразить, что летопись содержит в себе немало эпического материала и не проявляет столь строгого ригоризма в различении исторического и неисторического элемента. О Ждьберне и Олеге ходили, может быть, какие-нибудь сказания, которые слишком определенно давали им неблаговидную, с христианской точки зрения, характеристику, а потому эти два лица и не годились для повествования о крещении Владимира. «Нечестие» самого Владимира до крещения — другое дело: оно входило в агиографическую программу как контраст к христианским добродетелям, проявленным им после крещения.
Перейдем теперь от гипотетических соображений к эпизоду со стрелой Ждьберна, более конкретному, несмотря на его легендарный характер. Стрела как своего рода способ связи хорошо известна у скандинавов эпохи викингов. Такова боевая, ратная, стрела, hеrоr, которую пересылали из одного округа в другой как сигнал к созыву ополчения. Тем не менее в рассказе о Ждьберне это сообщение отнюдь не имеет исключительно скандинавского характера. Стрела с письмом, пущенная из осажденного города, встречается в греческих, лонгобардских и иранских преданиях[529]. Не лишено интереса и применение ее, напоминающее то, что на современном языке называется повесткой. В русских былинах поется о Василии Буслаеве:
Стал он стрелочек поделывать,
Стал на стрелочках подпись ту подписывать:
Кому хочется да сыто есть и пить,
Тот ступай к Василью на широкой двор,
На широкой двор да на почестей пир[530].
У О. Ф. Миллера; есть подобные же указания на былины об Илье Муромце и Дюке Степановиче[531]. Дюк пускает в шатер Ильи стрелу с «ярлыком». Оба эти героя пользуются весьма хорошо организованной «службой связи» при посредстве стрел: в случае необходимости помощи со стороны Ильи Дюк должен пускать стрелы с ярлыками в чисто поле, где сокол Ильи подберет их и, как исправный письмоносец, доставит адресату[532].
Нет никакого основания видеть какую-то особую северную специфику также и в отдаче Ждьберну Корсунской княжны в заключение расправы Владимира с корсунским князем и его семьей. Такое предание могло сложиться о вожде любого варварского племени в подобных же условиях.
Варяжское происхождение устного источника Корсунской легенды отнюдь не доказано той ролью, которую играет в ней Ждьберн, и указанием Жития особого состава на наличие у Владимира варяжского отряда, куда Ждьберн и посылает свою стрелу. Предания, связанные с его именем, могли быть известны и другим участникам похода Владимира на Корсунь.
Под 980 г. мы читаем в Повести временных лет о том, как после гибели Ярополка, которого Владимир и его воевода Блуд, изменивший Ярополку, заманили в Киев, где он и был предательски убит, «реша варязи Володимеру: «Се градъ нашь; мы прияхомъ й, да хочемъ имати окупъ на них, по 2 гривне от человека». И рече им Володимеръ: «Пождете, даже вы куны сберуть, за месяць». И ждаша за месяць, и не дастъ имъ, и реша варязи: «Сольстилъ еси нами, да покажи ны путь въ Греки». Он же рече имъ: «Идете». И избра от нихъ мужи добры, смыслены и храбры, и раздая имъ грады; прочий же идоша Царюграду въ Греки. И посла пред ними слы, глаголя сице царю: «Се идутъ к тебе варязи, не мози их держати въ граде, оли то створять ти зло, яко и еде, но расточи я разно, а семо не пущай ни единого».
Этот небольшой рассказ отличается от остального рассматриваемого здесь материала тем, что в нем действительно можно видеть предание варяжское по своему общему характеру и по содержанию, касающемуся отношений между князем и его наемной дружиной и рисующему возникший между ними конфликт. Он производит впечатление небольшой саги или повести, þаttr, сложившейся в варяжской среде и трактующей события с точки зрения интересов этой последней. На древнескандинавском языке она могла бы носить заглавие «Erа þvi hveröu Valdimarr konungr sveik Væringja malagjpldum» («О том, как Вальдимар конунг обманул варягов [и не дал им жалованья]») и с успехом войти в состав какой-нибудь более обширной саги как особая глава-эпизод. Сам Владимир обрисован здесь не особенно лестно: он скуповат, уклоняется от выдачи своим наемникам должного вознаграждения; использовав их помощь, он хочет отделаться от них и сбыть их с рук куда-нибудь подальше.
529
532
Стрела с письмом известна также в украинских легендах о Михалке и Батые (