Издатель и исследователь саги об Орвар-Одде Р. Бур справедливо отмечает несообразность в этом месте саги, указывающую на сравнительно позднюю форму, в которой оно дошло до нас: убив коня, Одд считает себя в безопасности, между тем как вещунья предсказала ему смерть от змеи, скрывающейся в черепе коня; следовательно, для устранения опасности убить коня было еще недостаточно. По мнению Бура, русское летописное предание точнее передает это сказание в его более первоначальном виде[425].
В тексте саги есть некоторые указания на приспособление его к песне вещуньи, в которой и содержится пророчество, — Одд заваливает тяжелыми камнями яму, где зарыт конь, а по пространной редакции саги, спутники Одда говорят ему, когда он спотыкается о череп: «А как ты думаешь — не Факси ли это череп?»
В XVIII в. датский ученый Тормод Торфеус[426] знал другой вариант саги о смерти Одда, в котором предсказание не упоминает о змее, — она появляется из черепа неожиданно; таким образом, оправдывается пророчество о смерти от коня, хотя самого коня уже давно нет на свете. Торфеус ссылается на норвежские устные народные предания[427]; значительно позднее, в 1872 г., в Норвегии было записано местное народное сказание об Одде, в котором дело обстоит точно так же[428]. Как и наша летописная легенда о смерти Олега (Повесть временных лет, 912 г.), эта группа преданий об Одде более логична и первоначальна по своему характеру, чем рассказ саги.
Ближайшей параллелью к Олегу и Одду является сербская сказка о султане и его коне; есть сходные английские легенды, где герой — рыцарь или барон, немецкие предания, связанные с образом уже не воина-викинга и не средневекового рыцаря, а «дикого охотника» (der wilde Jäger), датские сказания, где вместо коня фигурирует змей или дракон, и, наконец, множество сказок и легенд у разных народов на общую всем им тему о предсказании герою или героине смерти от определенного животного или предмета и об исполнении этого предсказания, несмотря на все принятые меры предосторожности[429].
Пересматривая вопрос об отношении летописного предания о смерти Олега к саге об Одде в научной литературе, мы встречаем три основные гипотезы.
Скандинавское происхождение летописной легенды отстаивал А. И. Лященко в указанной мною статье. Вслед за А. А. Куником он отождествляет Олега с Оддом[430] и даже прозвище Олега «Вещий» как нельзя более произвольно и фантастически объясняет переводом с древнескандинавского helgi, утверждая, что этот термин совпадает по значению с именем Олег, т. е. русской формой древнескандинавского Helgi[431]. Издавна принятое объяснение «Олег» из «Helgi» весьма правдоподобно, но прилагательное helgi никогда не имело значения «мудрый», «вещий»[432].
Диаметрально противоположны мнению Лященко о скандинавском происхождении легенды о смерти Олега высказывания Тиандера в пользу русского предания как ее исходной точки. Рассказ саги, по мнению этого автора, менее последователен и более сложен; в ней мотив предсказания о смерти от коня стал всего лишь художественным приемом, связывающим ее начало и конец[433].
Третья гипотеза принадлежит голландскому ученому Р. Буру. Предания, сходные с летописным рассказом о смерти Олега и с сагой об Одде, известны, говорит он, и помимо этих двух текстов; тем не менее сходство между ними не может быть случайным. Если одно из них не восходит к другому, то остается предположить для них общий источник, что Бур и считает наиболее вероятным. Скандинавское предание о роковом для героя конском черепе в том виде, в каком оно имеется как в саге об Одде, так и в летописи, было распространено в IX в. и на Руси: его локализовали здесь варяги, а в Норвегии оно было приурочено к личности Орвар-Одда. Сходство между преданиями о смерти обоих этих героев могло содействовать дальнейшему перенесению отдельных черт с одного из них на другого[434].
Вполне убедительными и решающими не являются в сущности ни аргументация Тиандера, ни направленные против нее возражения Лященко. Если говорить о последовательности изложения, о его простоте или сложности, то сага и летописное предание являются величинами трудно сравнимыми. Мы уже видели, что есть полное основание считать летописное предание первоначальным; в саге же тема сильно переработана, но нельзя согласиться с Тиандером в том, что она является здесь лишь художественным приемом, лишь внешней формой: она только утратила свой первоначальный вид, к которому летописное сказание ближе, так же как и указанные выше варианты, известные в XVIII в. Торфеусу, и норвежская запись 1872 г.
428
429
Весь этот обширный материал описан более подробно в книге К. Ф. Тиандера «Поездки скандинавов в Белое море» (СПб., 1906, с. 235–245) и в статье
432
К сожалению, совершенно не критическое отношение Лященко к саге об Одде и еще, пожалуй, худшая семантика термина «
434