В мусульманских городах жизнь была легкой и приятной, ибо тяжело жилось в деревнях и кочевьях. А в торговых городах население всегда смешанное и часто непостоянно живущее. Одни приезжают, торгуют и уезжают, другие их сменяют, третьи общаются. Так в Дамаск, Александрию, Тунис и Севилью вместе с духами и шелками с Востока проникали идеи — новые, интересные, логичные и перспективные в том смысле, что их можно было обратить в действия, сулящие власть и богатство. Возникали многочисленные секты, члены коих называли себя шиитами, чтобы избежать гонений. Секты захватывали власть, и за счет нее сектанты обогащались, равно как и правоверные сунниты, когда им удавалось подавить мятежников.
А так как самим выдумывать философские концепции сложно, то рассказы о них подслушивали на базарах у приезжих, ибо среди купцов были образованные люди и даже ученые. Таким образом, оригинальные этнические мироощущения и мировоззрения вытеснялись привозными. Все это называлось «мусульманской культурой» и предлагалось соседним христианским народам как высшее достижение интеллекта.
Те реагировали на это предложение двояко: греки, гордые древней культурной традицией, воспринимали «восточную» философию скептически, французы и испанцы принимали ее с восторгом, но усваивали выборочно, с определенной степенью критики, хотя противопоставить ей не могли ничего существенного. Арианская традиция была к IX в. забыта, а с нею ушла былая грамотность белого духовенства. В Константинополе сидели иконоборцы, поэтому папы не препятствовали обучению кандидатов в епископы в Кордове. Так и потянулись метастазы восточных учений через Францию в Англию. Таково было обаяние культуры инерционного периода арабского этногенеза.
И на это роскошное здание, фундамент которого уже сгнил, с восторгом смотрели жители Западной Европы, переживавшей так называемое Каролингское возрождение, во время коего малограмотные франкские короли приглашали ученых из неправоверной Ирландии, из схизматического Константинополя и, уж конечно, из Кордовы и Севильи, где жили ученые иудеи, которые могли научить необходимым языкам — греческому, латинскому, древнееврейскому.
Иудеи и христиане разных исповеданий были разбросаны по всем крупным городам халифата, но кроме участия в экономической жизни Ближнего Востока они обогатили мусульманскую культуру переводами греческих авторов на арабский язык. В эпоху Омейядов этой работой занимались христиане. Знаменитый Иоанн Дамаскин остроумно пытался найти точки соприкосновения между христианством и исламом, истолковывая предвечность Корана, «Слова Божия», переданного Аллахом через архангела Гавриила пророку Мухаммеду, как вариант учения о Логосе — «втором лице святой Троицы».
С победой Аббасидов центр тяжести культуры переместился в новый город — Багдад, построенный халифом Мансуром на западном берегу Тигра. В Ираке были другие читатели, нежели в Сирии. Большая часть иракских арабов происходила от буйных воинов Куфы и Басры — военных колоний VII в. К их числу добавились персы и потомки купцов, приезжавших в Басру через Персидский залив. Этим пассионариям второго-третьего поколений нужна была собственная идеология: философия и теология. Они обрели таковую и отделились от правоверия. Их так и называли: «мутазилиты» (отщепенцы). Сами себя они называли «людьми единобожия и справедливости».[107]
По сути дела, мутазилиты перестали быть мусульманами. Отрицая несозданность Корана, они отрицали и святость его, что позволяло им толковать суры (тексты) аллегорически, т. е. как угодно. Не признавая предопределения, они выступали против фатализма на том основании, что Аллах не предписывает творить зло, а поскольку такое налицо, то оно исходит не от Бога, а от свободной воли. В этом они смыкались с зороастризмом, ибо при отсутствии возможности выбора между добром и злом свободной воле людей негде проявиться. Бога мутазилиты считали непознаваемым, так что не было возможности отличить его от шайтана. Рай и ад они считали метафорами, а не реальностью.
Вместе с этим мутазилиты были противниками религиозного вольнодумства. По их наущениям халиф Мамун в 827 г. объявил учение мутазилитов государственным исповеданием, а в 833 г. учредил инквизицию (михна), цензуру и наказания ссылкой и плетьми для ортодоксальных мусульман.[108] Этот жестокий режим просуществовал до 850—851 гг., но, увы, былая мусульманская веротерпимость не вернулась; только теперь еретиками считали самих мутазилитов наряду с хариджитами, шиитами, «зиндиками». Даже терпимые исламским правом христиане и иудеи стали подвергаться тяжелым стеснениям при суннитском фанатике Мутаваккиле.[109]
Кратковременное господство мутазилитов в халифате имело последствия поистине грандиозные. Небольшой кружок интеллигентов, читавших лекции, переводивших на арабский язык греческих философов и проводивших научные диспуты, встал между правительством и народом. Ради успеха своего учения мутазилиты одобрили произведенную халифом Мутасимом реорганизацию гвардии: конница пополнялась рабами-тюрками, а пехота — наемниками-дейлемитами. Правительство вооружалось против народа.
Однако тюрки были не теми людьми, которых легко использовать. В 861 г. они убили халифа Мутаваккиля, а затем за десять лет — четырех его преемников при полном равнодушии населения Багдада. Династия Аббасидов была надежно скомпрометирована.
Но еще более вредным последствием для ислама было распространение тезиса «батин» (внутренний смысл), допускавшего любой произвол в толковании Корана. Как только это учение попало в руки деловых интриганов, они создали систему исмаилизма, или карматства, основанную на тайной мудрости для посвященных и безусловном повиновении для профанов; а где тайна — там дьявол. И тут кровь потекла еще обильнее.
11. Поборники искаженного света
В середине VIII в. партия сторонников Алидов распалась на умеренных и крайних, последних назвали исмаилитами, или карматами. Карматы унаследовали старинную арабскую пассионарность, сменив религиозную доминанту, т. е. фактически отойдя от догматов ислама. По сути дела, их община в Бахрейне превратилась в субэтнос, создавший в 899 г. самостоятельное государство с центром в Лахсе. Война карматов с мусульманами была беспощадной, и вот почему.
Мусульманское право, шариат, позволяло христианам и евреям за дополнительный налог, харадж, спокойно исповедовать свои религии. Идолопоклонники подлежали обращению в ислам, что тоже было сносно. Но «зиндикам», представителям нигилистических учений, грозила мучительная смерть. Против них была учреждена целая инквизиция, глава которой носил титул «палач зиндиков».[110] Естественно, что при таких условиях свободная мысль была погребена в подполье и вышла из него преображенной до неузнаваемости во второй половине IX в. И даже основатель новой концепции известен. Звали его Абдула ибн-Маймун, родом из Мидии, по профессии глазной врач, умер в 874 (875) г. Его последователь Убейдулла захватил власть в Африке как потомок Али. Он использовал право на ложь, даваемое высокой степенью посвящения.[111]
Аббасидский халихат в VIII—IX вв.
Догматику и принципы нового учения можно лишь описать, но не сформулировать, так как основным его принципом была ложь. «Сторонники новой доктрины даже называли себя в разных местах по-разному: исмаилиты, карматы, батиниты, равендиты, буркаиты, джаннибиты, саидиты, мухаммирэ, мубанзе, талими… Цель же их была одна — во что бы то ни стало разрушить ислам».[112] Можно было бы усомниться в этой характеристике, исходящей из уст противника, если бы фактическая история хода событий не подтверждала ее.
107
БартольдВ.В. Ислам. Пг., 1918. С. 70; Петрушевский И.П. Ислам в Иране в VII—XV веках. Л., 1966. С. 199—213.
108
Мамун вначале был умеренным шиитом (см.: Бартольд В.В. Указ. соч. С. 72), но после того, как против него в Ираке в 815 г. восстали шииты зейдитского толка и ему пришлось казнить вождя повстанцев (см.: Петрушевский И.П. Указ. соч. С. 248), он перенес свои симпатии на мутазилитов, отчего пострадали сунниты, шииты, да и сами мутазилиты.
110
Зиндик от персидского слова «зенд» — смысл, что было эквивалентом греческого «гнозис» — знание. Следовательно, «зиндики» — это гностики, но в арабскую эпоху это название приобрело новый оттенок — «колдуны» (см.: Мюллер А. История ислама. Т. II. С. 186).
111
«Основа их веры внешне состоит в исповедании шиитской догмы и любви к повелителю правоверных Али, внутренне же они — неверные» («Китаб ал-байан». 158; цит. по: Низам ал-Мульк. Сиасет-намэ. М.; Л., 1949. Примеч. 339. С. 336). К аналогичному заключению пришел И.П. Петрушевский, рассматривающий учения «галийя» и «исмаилиа» как самостоятельные религии, лишь внешне прикрытые шиитскими формами (см.: Петрушевский И.П. Указ. соч. С. 242).