Что касается спартанской диархии, то она в своем классическом виде исчезла навсегда. Павсаний утверждает, что судьбу царской власти решил отнюдь не Антигон, а сами спартанцы. По его словам, они «не пожелали, чтобы у них были опять цари, во всем же остальном у них и до сих пор остается прежнее государственное устройство» (II, 9, 3). Самыми решительными противниками царской власти выступили скорее всего вернувшиеся после бегства Клеомена изгнанники. Они и стали на ближайшее время главной политической силой и кадровым резервом для замещения должностей эфоров и геронтов. Вероятно, Антигон доверил политическую власть в Спарте именно вернувшимся из изгнания эмигрантам. Но теперь правители Спарты действовали не совсем самостоятельно. Антигон Досон оставил в покоренном городе беотийца Брахилла в качестве военного губернатора (Polyb. XX, 5, 12).
Если о реставрации политического строя в самом общем виде источники сообщают, то о судьбе социально-экономических реформ Клеомена нет никаких данных. По всей видимости, сам Антигон этим не занимался и оставил все на усмотрение спартанцев. Правящие олигархи скорее всего отобрали у новых граждан свои земли. Реставрация прежних социальных порядков была облегчена тем, что самая активная часть новых граждан погибла в битве при Селласии.
Подводя итоги, хочется отметить, что Спарта, в течение столетий ничего или почти ничего не предпринимая для изменения своей социальной политики, достигла феноменального результата — она осталась фактически без полноправных граждан. Трансформация Спарты из столпа реакции чуть ли не в освободительницу народных масс Пелопоннеса произошла благодаря проведенным в полном объеме реформам Клеомена.
Клеомен в отличие от Агиса полностью отказался от конституционных мер и с помощью армии наемников осуществил государственный переворот, уничтожив эфорат и отправив в изгнание всех своих политических противников. Избавившись самым решительным образом от оппозиции, он подчинил непосредственно себе все правящие институты.
Клеомен подверг значительной трансформации полисное устройство Спарты. Он фактически заменил традиционную диархию монархией. Свои реформы Клеомен проводил уже как единоличный правитель, фактически диктатор, хотя в державно-политическом отношении он скорее ориентировался на прошлую модель государственности, чем на ее эллинистические образцы.
Традиция, исходящая от Филарха, приписывает большую роль в планах Клеомена стоику Сферу, но в реформах Клеомена нет ничего, что можно было бы объяснить исключительно влиянием философии стоиков. Как отмечает П. Кэртлидж, «несмотря на реставрационную риторику, подлинно революционный багаж Клеомена был менее основателен, чем багаж его предшественника из дома Еврипонтидов»[353]. Идеология реформ Клеомена «была основана на спартанском конституционном фольклоре, а не на воображаемой стоической концепции братства»[354].
Клеомен хотел уравнять между собой только граждан. При этом большая часть периеков и все илоты оставались вне гражданского коллектива, и, соответственно, равенство на них даже в теории не распространялось. По сути дела, единственной целью реформ Клеомена была «реставрация военной мощи Спарты, средствами были насилие, пропаганда и политический миф»[355].
Для Клеомена его реформы были не целью, а только средством для достижения чисто политических задач — возрождения Пелопоннесского союза во главе со Спартой. Возможно, он мечтал о гегемонии Спарты над всей Грецией.
Однако Спарта не имела никаких шансов взять верх над такими политическими тяжеловесами, какими были эллинистические монархии. Военное поражение Клеомена объясняется не внутренней слабостью Спарты, но превосходящей мощью Македонии. Успех реформ Клеомена оказался в тени его поражения при Селласии и бесславной гибели в Египте.