После этой краткой реплики Геродот приступает к описанию событий, связанных с Фермопильской кампанией. По-видимому, Леонид изначально был готов к самому неблагоприятному для себя и своих воинов исходу. Недаром он набрал свой отряд только из тех спартанских граждан, которые уже имели детей (VII, 205). Эта предусмотрительность Леонида вполне обоснованна — в 80-е годы V в. уже начала раскручиваться та спираль, которая в конце концов привела Спарту к демографическому коллапсу[98].
Сравнительную малочисленность спартанцев в войске Леонида Геродот объясняет тем, что это был только передовой отряд, за которым должна была последовать вся спартанская армия. Но зачем же вообще нужно было посылать столь незначительные силы, которые априори не могли оказать серьезного сопротивления многотысячной армии персов? По словам Геродота, поспешная отправка отряда во главе с Леонидом была частью пропагандистской кампании: «Спартанцы выслали его вперед для того, чтобы остальные союзники видели это и также выступили в поход и не перешли на сторону мидян, заметив, что сами спартанцы медлят» (VII, 206). В этот момент, когда вся Греция замерла в ужасе перед гигантской армией персов, очевидным и единственно правильным решением было охранять Фермопильский проход, что требовало небольшой армии гоплитов. Но и спартанские власти, отправив отряд Леонида, не спешили с дальнейшими шагами. Оправданием для промедления с посылкой основных контингентов были стандартные отговорки: сами спартанцы ссылались на необходимость провести торжества в честь Аполлона Карнейского, а все прочие греки хотели дождаться окончания Олимпийских игр[99].
В результате Леонид оказался во главе сравнительно небольшого войска. К нему уже близ Фермопил присоединилось несколько отрядов из Средней Греции: опунтские локры, фокидяне и малейцы, всего около 3 тысяч. Таким образом, общее количество воинов Леонида достигло 7 тысяч. Этой армии было вполне достаточно, чтобы удерживать проход, имеющий два метра в ширину у своего западного входа и почти такой же узкий в том месте, где находилась древняя фокидская оборонительная стена, составляющая дополнительную защиту.
Геродот рассказывает о тяжелой обстановке, которая сложилась в лагере греков, и охватившей их панике, когда они узнали о приближении огромной армии Ксеркса. «Между тем, лишь только персидский царь подошел к проходу, на эллинов напал страх, и они стали держать совет об отступлении. Все пелопоннесские города предложили возвратиться в Пелопоннес и охранять Истм. Фокидяне и локры пришли в негодование от такого предложения, и потому Леонид принял решение оставаться там и послать вестников в города с просьбой о помощи, так как у них слишком мало войска, чтобы отразить нападение мидийских полчищ» (VII, 207).
Желающие сражаться или, наоборот, отступать разделились по географическому принципу. Греки Пелопоннеса были готовы покинуть свои позиции и защищать только Пелопоннес, а отряды из Средней Греции, фокидяне и локры, естественно, были заинтересованы в том, чтобы остановить персов у Фермопил, то есть на границе Средней и Северной Греции. Каждый из пришедших отрядов имел своих командиров, которые отвечали только за свой национальный контингент и могли принимать сепаратные решения, не считаясь с мнением остальных. Леонид оказался в тяжелой ситуации. И он принял единственно возможное для спартанского царя решение: сражаться, не имея шансов выжить.
Геродот как настоящий романист, рассказав о положении греков при Фермопилах, переносится в лагерь персов. Он передает беседу, которая состоялась между Ксерксом и его военным советником Демаратом, бывшим спартанским царем. И несмотря на глубокую обиду и горечь, которую Демарат испытывал к своему отечеству, он тем не менее дает блестящую характеристику спартанцам как лучшим воинам Эллады. Речь Демарата, произнесенная в ставке персов, стала апологией Спарте и спартанцам. И не так уж важно, передает ли Геродот подлинные слова Демарата или вся речь спартанского изгнанника — это конструкция самого Геродота. Важно другое: Геродот, включив речь Демарата в свою «Историю», тем самым поставил спартанцев на недосягаемую высоту. Никто до Геродота не оценивал так высоко военную мощь и моральный дух спартанских граждан. Приведем слова Демарата, обращенные к Ксерксу:
98
К началу Пелопоннесской войны (431 г.) количество спартиатов резко сокращается. При почти полном отсутствии статистических данных об этом свидетельствует, например, очень нервное отношение спартанцев к возможным, даже небольшим, потерям своих граждан. Когда, например, в 425 г. Спарта предложила Афинам мир, то основным побудительным мотивом был страх за судьбу 120 спартиатов, попавших в плен на острове Сфактерия (Thuc. IV, 38, 5; V, 15). В спартанском войске, сражающемся при Левктрах (371 г.), было всего семьсот спартиатов. Потеря в этой битве четырехсот из них оказалась, по словам Ксенофонта (Hell. VI, 4, 15–17), таким тяжелым ударом, что Спарта так никогда и не смогла от него оправиться.
99
Празднества в честь Аполлона Карнейского проходили ежегодно в сентябре в течение девяти дней. Последний день 75-й Олимпиады падал на 19 сентября 480 г.