Судя по беспрекословному подчинению приказам эфоров, Павсаний до последнего момента оставался истинным спартанцем, более всего ценившим свое место внутри спартанского гражданства. Вряд ли в полной мере прав Г. Берве, полагающий, что «Павсаний в своем высокомерии представлял тип властной, тиранической личности, который абсолютно не был способен подчинить себя государственному порядку…»[231]. Он, скорее, демонстрировал обратное — готовность сотрудничать с властями и выполнять любые, даже весьма сомнительные, их дипломатические поручения. Если правдива информация об его обращении к илотам, то Павсаний решился на этот шаг только тогда, когда дошел до последней черты, потеряв надежду на конструктивный диалог с геруси-ей и эфорами.
Павсаний первым из греков сделал ставку на союз с Персией, поискам которого он посвятил последние годы своей жизни. Интересы его собственной карьеры, интересы той группировки, которая стояла за ним, были непосредственно связаны с созданием спартано-персидской коалиции. Желание подтолкнуть Спарту в сторону Персии разделяла с Павсанием и часть спартанской молодежи (Diod. XI, 50). Спартанские граждане, особенно воевавшие за границей вместе с Павсанием, были охвачены страстью к личному обогащению. Так что именно страхом спартанских властей перед разлагающим влиянием Востока объясняется свертывание всех внешнеполитических инициатив Павсания. Спарта времен Павсания еще не была готова оплачивать финансовую помощь Персии фактическим признанием полувассальной от нее зависимости. Правящая корпорация не желала также наблюдать за тем, как длительное пребывание за границей портит нравы рядовых спартиатов и внушает честолюбивые мысли военным руководителям.
Мы полагаем, что Фукидид взял за основу своего экскурса о Павсании версию, которая рождена была в Спарте и стала ко времени Фукидида канонической. Спартанские власти, устранив Павсания «явочным порядком», без законного судебного разбирательства, были очень заинтересованы в том, чтобы скрыть от внешнего мира детали этой «нехорошей» истории. Видимо, Фукидид, а вслед за ним и остальные древние авторы имели в своем распоряжении сильно искаженный вариант истории Павсания. Эфоры внесли туда необходимые коррективы, объявив Павсания посмертно государственным преступником. С этой фальсифицированной версией как единственно достоверной и имели дело древние авторы. Так, Аристотель приписывал Павсанию даже намерение уничтожить эфорат (Pol. V, 1, 5, 1301b 20) и стать единоличным правителем (V, 6, 2, 1307а 2; VII, 13, 13, 1333b 35). О столь радикальных планах Павсания можно, конечно, рассуждать, но доказать их наличие невозможно. Все это, как замечает Дж. Лейзенби, «выглядит как своего рода преувеличенная клевета, которая, вероятно, сложилась о Павсании после его смерти»[232].
Фигура Павсания по-своему трагична. Его репутация была принесена в жертву так называемым государственным интересам. Мы согласны с мнением тех ученых, которые полагают, что после его позорной гибели власти были крайне заинтересованы опорочить Павсания. В интересах спартанского правительства было изобразить Павсания в самых черных красках. По словам Дж. Лейзенби, «Спарта была вынуждена пожертвовать Павсанием как “козлом отпущения”, притворяясь, что он действовал совсем один»[233]. В результате самого Павсания объявили предателем, а контакты с персами представили как исключительно его личную инициативу.
Ему припомнили прежние «грехи», на которые раньше власти смотрели сквозь пальцы. Среди них фигурировало и обвинение в том, что из-за него Спарта лишилась гегемонии в Эллинском союзе и была вынуждена передать ее Афинам. Вспоминали и его грубое обращение с союзниками, и наглые надписи, и неприемлемый для греков стиль руководства. Собранный против Павсания компромат стали использовать как доказательство того, что Павсаний «не желает как равный подчиняться спартанским обычаям» (Thuc. I,132, 2). За всеми этими обвинениями стояла объективная реальность — Спарта, не обладающая собственным флотом, не имеющая больших людских и материальных ресурсов, просто не в силах была вести активную внешнюю политику. Такие значительные фигуры, как регент Павсаний и царь Леотихид II, выступавшие против свертывания внешнеполитических инициатив, были отстранены от власти насильственным образом: одного убили, другого сослали. При этом спартанские власти умело использовали их истинные или мнимые проступки для создания образа врага.