Леотихид был не первым спартанским принцем, вовлеченным в спор о престолонаследии, и, конечно, не последним, хотя он — единственный, кого формально признали бастардом. Как следует из Геродота, точно такими же обстоятельствами сопровождалось и появление на свет Демарата (VI, 63), который в 491 г. был отрешен от власти якобы как плод прелюбодеяния (V, 64–66). Но в отличие от Леотихида Демарат был сочтен незаконным ретроспективно после того, как он уже правил в Спарте около четверти века. Кроме того, насколько мы знаем, Демарат не был лишен наследства, а Леотихид, кроме царской власти, потерял и все имущество, поскольку единственным законным наследником состояния покойного Агиса был объявлен Агесилай (Хеи. Ages. 4, 5–6; Plut. Ages. 4, 1). Можно согласиться с С. Я. Лурье, что обвинение в незаконном происхождении было в Спарте политическим оружием, которым не раз пользовались для удаления неугодных общине царей[261].
Как бы то ни было, Лисандр, выступив на стороне Агесилая в таком важном для последнего деле, конечно, рассчитывал приобрести себе дополнительный политический капитал. Надо думать, что в ближайшие после 399-го годы он был самым верным приверженцем Агесилая, связывая с ним надежды на новое возвышение. И действительно, вскоре ему представился удобный случай восстановить свое могущество с помощью Агесилая, в лице которого Лисандр рассчитывал иметь «многим, если не всем, обязанного ему человека, послушную свою креатуру»[262].
В 396 г., когда в Спарте решали вопрос о том, кого поставить военачальником в начавшейся войне с Персией, Лисандр очень постарался, чтобы на этот пост был назначен Агесилай. В этом Лисандру, конечно, помогли его многочисленные сторонники в Малой Азии, члены олигархических гетерий и бывшие декархи. Петиция малоазийских друзей Лисандра оказалась решающей; по словам Плутарха, «Агесилай получил таким образом благодаря Лисандру не меньшее благо, чем царскую власть» (Lys. 23, 1–2). Сам же Агесилай, чувствуя шаткость своего положения как царя и главнокомандующего, предусмотрительно решил заручиться божественным подтверждением своей легитимности. Для этого он обратился к оракулам, сперва в Додону, а затем в Дельфы. Только получив от божества благоприятный ответ, он смог «вырвать» у эфоров желанное назначение (Plut. Мог. 208f = Apopht. Lac. 10).
Вместе с Агесилаем отправились тридцать советников. Ксенофонт утверждает, что Агесилай их сам попросил для себя (Hell. III, 4, 2), и это повторяет за ним Плутарх (Ages. 6,5).
Конечно, эфоры, посылая подобную комиссию, имели в виду наблюдение за поведением царя. Сам же Агесилай успешно использовал этих советников как свой военный штаб, назначив его главой Лисандра. Таким образом, формально Лисандр был вторым лицом в армии после Агесилая, а фактически — по крайней мере на первых порах — первым. Лисандр имел далекоидущие планы: во-первых, он хотел восстановить декархии, а во-вторых, вместе с Агесилаем начать большую военную кампанию против Персии (Xen. Hell. III, 4, 2). О грандиозности подобных замыслов свидетельствует спектакль, устроенный ими в Авлоне, беотийском городе у пролива Еврип, перед переправой в Азию. Как выразился Г. Коуквелл, Агесилай, совершая жертвоприношение в Авлоне подобно Агамемнону, «хотел придать этой кампании грандиозное значение, дабы открыть новую главу в великом конфликте между Востоком и Западом»[263].
261
С.Я. Лурье на целом ряде примеров показывает те стереотипы, с помощью которых, как правило, устранялись спартанские цари: LuriaS. Zum politischen Kampf… S. 419 f.; Лурье С. Я. История античной общественной мысли. С. 179 сл.