В последние годы Пелопоннесской войны первенствующее положение Лисандра было столь безусловным, что не могло не вызвать настороженного к нему отношения в Спарте. Община в лице ее главных представителей — царей, эфоров и геронтов — не могла относиться равнодушно к такой концентрации власти в руках одного человека. Страх перед тиранией никогда не оставлял спартанцев и заставлял их внимательно следить за своими лидерами, будь то цари, навархи или гармосты.
Первую серьезную попытку ограничить безудержное честолюбие Лисандра предпринял царь Павсаний. Он сумел добиться от эфоров издания декрета, в силу которого ему поручалось командование спартанской армией в Афинах и окончательное устройство тамошних дел. В Спарте перед отправкой Павсания в Афины шла ожесточенная политическая борьба. Так, согласно Плутарху, Павсаний в ходе этой борьбы даже пошел на прямой обман: он заверил сторонников установления в Афинах жесткой олигархии проспартанского толка, что отправляется «на помощь тиранам, против народа» и будет действовать в русле прежней выработанной Лисандром доктрины (Lys. 21, 3).
Ясно, что миссия Павсания — это первый серьезный удар, нанесенный общиной Лисандру, и здесь, видимо, следует искать ключ к пониманию спартанской политики данного периода. Согласно Ксенофонту, инициатива в этом случае полностью принадлежала Павсанию. Он добился поддержки своего коллеги царя Агиса и трех из пяти эфоров. С их помощью Павсаний провел декрет о походе в Афины с собою во главе (Hell. II, 4, 29). Такое редкое для Спарты единодушие царей и эфоров объясняется просто: неограниченное могущество Лисандра давно уже вызывало глухое раздражение у части общества. Если раньше власти оставляли без ответа многочисленные жалобы союзников на безобразное поведение Лисандра и его офицеров за границей, то теперь наконец эти жалобы были услышаны и восприняты с большим сочувствием (Plut. Lys. 19). На настроение эфоров 404/403 г. мог повлиять и инцидент с Гилиппом, случившийся как раз перед выборами нового состава эфората[274].
Что касается мотивов царя Павсания, то источники (вполне в духе античной историографии) причину всех его поступков усматривают в чувстве мести и личной зависти по отношению к Лисандру. Все они говорят о том, что Павсаний завидовал Лисандру (Xen. Hell. II, 4, 29; Diod. XIV, 33, 6). Плутарх добавляет, что чувства Павсания вполне разделял и царь Агис (Lys. 21,3). Таким образом, в этом деле оба царя проявили завидное единодушие. Конечно, Павсаний испытывал глубокую антипатию к Лисандру, но скорее всего личная неприязнь сочеталась с определенными соображениями принципиального характера. Лисандр для поддержания спартанской гегемонии за несколько лет создал новую исполнительную власть, сосредоточив ее в руках навархов, гармостов, эпистолеев и других высших офицеров, связанных, как правило, лично с ним, а не с царями. Это привело к тому, что цари, оставаясь по конституции главнокомандующими, фактически оказались в тени.
Такой перекос в сторону авторитарной власти, проявлявшей явную тенденцию выродиться в военную диктатуру, и попытался исправить царь Павсаний. Он положил конец экспансионистским планам Лисандра. В самый ответственный для Лисандра момент, когда тот уже видел себя господином Афин, как «бог из машины» возник Павсаний и «отодвинул» Лисандра, воспользовавшись своим конституционным правом возглавлять гражданское ополчение. Лисандр, в это время находившийся в Афинах в качестве гармоста[275], и его брат Либий, возглавлявший спартанский флот, оказались в весьма двусмысленном положении. Место спартанского царя в военной иерархии было гораздо выше места гармоста. Лисандр со своими наемниками (Lysias XII, 54, 58; Diod. XIV, 33, 5), безусловно, должен был подчиниться спартанскому царю, прибывшему с традиционным гражданским ополчением и союзными контингентами.
Появление Павсания в Афинах полностью изменило расстановку сил. Царь, вмешавшись в судьбу Афин, воспрепятствовал тому, чтобы Афины стали бесконтрольной «вотчиной» Лисандра. Следы именно такой трактовки мотивов Павсания можно найти уже у современника событий — Ксенофонта. Так, по словам Ксенофонта, «он (Павсаний. — Л. П.) боялся, что тот (Лисандр. — Л. П.)… сделает Афины своим владением» (Hell. II, 4, 29). О том же говорит и Плутарх. Для него главная цель Павсания — это стремление закончить войну таким образом, «чтобы Лисандр опять с помощью друзей не стал господином Афин» (Lys. 21, 3).
274
Ксенофонт в обычной своей манере вообще опускает эту неприятную для сподвижника Лисандра историю. По его версии, Лисандр после падения Самоса доставил в Спарту 470 талантов (Hell. II, 3, 8). Но, согласно Диодору (XIII, 106), Лисандр в 405 г. послал Гилиппа с 1500 талантами, из которых последний украл 300. Плутарх объединяет обе версии (Lys. 16).
275
Лисандр прибыл в Афины в конце апреля 403 г. Предыстория его появления такова. Благодаря в основном фиванской помощи около 70 изгнанников-демократов во главе с Фрасибулом зимой 404/403 г. смогли захватить афинский пограничный форт Филу и затем, собрав армию главным образом из жителей Пирея, нанесли поражение Тридцати тиранам. После этого Тридцать бежали в Элевсин, а в Афинах их заменила новая, но тоже олигархическая коллегия Десяти. Обе группы олигархов обратились к Спарте за помощью (Xen. Hell. II, 4, 2–28; Arist. Ath. pol. 38, 1). Спартанцы предоставили олигархам «из города» огромный заем в 100 талантов для найма солдат и послали им на помощь Лисандра. Тот сразу же направился к своим друзьям в Элевсин и начал формировать большую армию наемников (Xen. Hell. II, 4, 29). Именно в этот момент и появился Павсаний.