Мы присоединяемся к тем исследователям, которые, начиная с Эд. Мейера, склонны отождествлять аристотелевского Павсания с современником Лисандра царем Павсанием[288]. Этот вариант нам представляется более обоснованным по ряду причин. Конечно, поздние историки легко могли назвать регента Павсания царем, но вряд ли такую ошибку могли допустить Эфор и Аристотель, пишущие в IV в. Мы полагаем, что именно царь Павсаний, долгие годы прозябавший в изгнании, скорее мог взяться за литературный труд, чем его тезка регент Павсаний, до конца жизни остающийся деятельным политиком, не теряющим надежды вернуть себе расположение спартанских властей. Показательно и то, что Аристотель объединяет Лисандра и Павсания в одном предложении. Это вполне объяснимо, если иметь в виду именно царя, современника и противника Лисандра, а не отстоящего от него чуть ли не на столетие регента.
Исходя из этих посылок, можно представить себе следующую картину: царь Павсаний, находясь в изгнании, написал какое-то сочинение, направленное против установлений Ликурга. Поскольку у Эфора сказано, что Павсаний в своем сочинении говорил об оракулах, данных Ликургу, то скорее всего труд Павсания представлял собою сборник дельфийских оракулов и комментариев к ним, выполненных царем. Оракулы, возможно, были подобраны по тематическому признаку: об искажении законов Ликурга, о пользе царской власти, о вреде эфората, об опасности корыстолюбия и т. д. Главным пунктом в этом сочинении могла быть критика в адрес эфората. Цель этой критики — доказать, что тираническая власть эфоров — не что иное, как узурпация. Как и Лисандр, Павсаний хотел, видимо, внести изменения в спартанскую конституцию, особенно в ту ее часть, которая касалась эфората. Он, возможно, предлагал или вообще уничтожить эту магистратуру, или подчинить ее царям[289]. Если учесть, что противостояние эфората и царской власти было основным содержанием внутриполитической истории Спарты, начиная уже с конца архаики, то позиция Павсания не вызывает удивления. Стоит напомнить, что во второй половине III в. именно цари уничтожат наконец эфорат.
Конечно, на основании столь немногих данных трудно что-либо большее сказать о сочинении Павсания, однако сам факт подобной, пусть даже чисто теоретической попытки выступить с критикой существующих в Спарте порядков очень показателен. Лисандр, с одной стороны, а Павсаний — с другой, выдвинули приблизительно в одно и то же время свои проекты переустройства самых важных государственных магистратур в Спарте. Лисандр замахнулся на царскую власть, предложив расширить круг лиц, из которых должны были избираться цари (или, может быть, даже один царь). Павсаний, со своей стороны, мог думать о преобразовании или уничтожении эфората. Однако и Лисандр, и Павсаний в конце концов потерпели поражение. Политика первого не соответствовала по своим задачам и методам самой сущности отсталого и примитивного государства, каким была и оставалась Спарта на рубеже V–IV вв. Выгоды от спартанской гегемонии распространялись не так широко на гражданский коллектив Спарты, чем это было, например, в Афинах, и гораздо менее привлекали высший класс общества. Приток богатств в Спарту не означал для каждого конкретного спартиата возможность обогатиться. В результате за Лисандром стояла только та часть граждан, которая в ходе войны превратилась в так называемую новую аристократию.
У Павсания сторонников было намного меньше, чем у Лисандра. Его коллега Агесилай оказался более сильным и харизматичным лидером, умело выстраивающим отношения как с правящей элитой, так и с рядовыми спартиатами. На этом фоне Павсаний, конечно, сильно проигрывал. Далеко не всем в Спарте понравилась и его роль в восстановлении демократии в Афинах. Так что к его сторонникам можно отнести довольно ограниченный круг лиц, представленных той частью граждан, которые решительно выступали против методов Лисандра как во внешней, так и во внутренней политике.
Таким образом, ни Лисандр, ни Павсаний не нашли поддержки со стороны большинства спартиатов. Это удалось сделать представителю «золотой середины» в политике — царю Агесилаю. «Смерть Лисандра и осуждение Павсания положили конец периоду внутренней борьбы за власть в Спарте. Окончательным победителем стал царь Агесилай, чья внешняя политика была политикой экспансии, похожей на политику Лисандра, но чья внутренняя политика служила усилению авторитета царей»[290].
288
289
К. Ю. Белох считает, что Павсаний никак не мог выступить против эфоров, во-первых, потому что «о борьбе между царской властью и эфоратом в это время вообще не могло быть и речи», во-вторых, потому что «Павсаний был бы менее всего способен возглавить подобную борьбу». Этот вывод Бел ох делает, главным образом исходя из своей низкой оценки Павсания, который, по его мнению, вообще не мог иметь какой-либо позитивной программы. Что касается мирного сосуществования эфоров и царей, то, кроме эпохи Агесилая, на которую, собственно говоря, и ссылается Белох, больше в истории Спарты подобных спокойных периодов не было (Beloch К. J. GG. 2. Aufl. Bd. Ill, 1. S. 71).