Из рассказа Плутарха следует, что Агесистрата и Архидамия искренне прониклись «консервативно-революционными» идеями Агиса и не только передали ему свои собственные средства, но и активно агитировали других богатых дам сделать то же самое. Правда, эта агитация не имела успеха. Богатые спартанки, не зараженные идеями стоиков и не сочувствующие честолюбивым планам Агиса, вовсе не собирались терять свое богатство, а вместе с ним авторитет и власть. Сообщение Плутарха о влиянии знатных и богатых спартанок на политику — прекрасная иллюстрация того, что экономическая независимость спартанок явно способствовала росту их политической активности. И хотя по-прежнему «формально политика в Спарте, как и везде в греческом мире, была исключительно мужским доменом»[296], богатые и знатные спартанки приобрели определенные рычаги влияния на принятие политических решений. Об особом влиянии женщин на спартанскую политику писал еще Аристотель. По его словам, не было разницы в том, «правят ли женщины, или должностные лица управляются женщинами» (Pol. II, 6, 7,1296b — 1270а). По свидетельству Плутарха, мать Агиса «пользовалась огромным влиянием и нередко вершила государственные дела благодаря множеству зависимых людей, должников и друзей» (Agis 6,7). Это окружение Агесистраты очень напоминает римских клиентов.
Очень важен был и идеологический фактор: патриотизм, слава Спарты, возврат к героическому прошлому. Эти лозунги не были пустыми звуками для многих спартиатов из высшего сословия. В таких важных правительственных структурах, как герусия и эфорат, часть мест занимали сторонники царя-реформатора (Plut. Agis 9, 1; 11, 1). Именно на их помощь и поддержку рассчитывал Агис, когда в начале своей реформаторской деятельности ориентировался на полисные органы власти.
Свои радикальные реформы Агис проводил под лозунгом возврата к священным законам Ликурга, иначе говоря, «реформа выдавала себя за реставрацию». Обращение к авторитету великого законодателя было вдвойне оправданно: этого требовало учение стоиков и это совпадало с представлениями самого спартанского общества, свято верящего в то, что идеальные модели общественного устройства существовали в далеком прошлом. В кризисной ситуации любые нововведения имели шанс стать законами в Спарте, если только были покрыты патиной древности, и Агис «был не единственным спартанцем своего времени, пропитанным атмосферой атавистической реставрации»[297]. Он, следуя ожиданиям своего глубоко консервативного общества, представлял свои реформы как единственное средство вернуться назад, к законам Ликурга, и восстановить тем самым традиционный спартанский образ жизни. Следует указать, что Агис не первый ввел практику апеллировать к авторитету национального лидера, каким для спартанцев всегда оставался Ликург.
Чтобы убедить граждан в необходимости проведения реформ, Агис прибег к обычному для спартанских реформаторов арсеналу средств, главным и центральным из которых являлось божественное одобрение предлагаемых новшеств. Стоит напомнить, что еще Ликург преподносил свои законы как изречение Дельфийского Аполлона. Агис на народном собрании в качестве главного идеологического аргумента процитировал оракул, в котором говорилось, что «спартанцы должны восстановить между собою равенство — в согласии с изначальным законом Ликурга» (Plut. Agis 9, 4–5).
За нужным для него прорицанием Агис обратился не в Дельфы, как мы могли бы ожидать[298], а в местное святилище Пасифаи в Таламах[299] (Agis 9). Это кажется тем более странным, что многие его предшественники, начиная с легендарного Ликурга, за божественной санкцией традиционно обращались к Дельфийскому Аполлону. Ни один серьезный закон не принимался в Спарте без предварительного его одобрения в Дельфах. Логично было бы и Агису представить свою программу как ретру, санкционированную Дельфами. Но он почему-то этого не сделал. Как правило, исследователи называют несколько возможных причин. Не исключено, что в Агисе заговорил патриотизм: святилище Пасифаи, уходящее своими корнями в глубокую древность, к ахейцам, спартанцы, возможно, считали древнее Дельф. Кроме того, контроль этолийцев над Дельфами скорее всего сделал это святилище менее привлекательным для спартанцев, чем раньше. Еще одна причина обращения в местное святилище была, вероятно, в том, что в Дельфах юный царь пользовался меньшим авторитетом, чем его враг царь Леонид, давно уже находящийся у власти. Но основная причина, видимо, заключалась в другом: у Агиса не было времени заниматься достаточно длительной и сложной процедурой получения оракула в Дельфах. Намного проще было получить нужное прорицание в местном святилище, расположенном на территории периеков. Последние были лояльно настроены к Агису: ведь среди них он собирался распределить 15 тысяч земельных наделов — клеров (8, 2). В святилище Пасифаи Агис послал своего сторонника эфора Лисандра (8, 1). Как свидетельствуют литературные тексты и надписи, оракул Пасифаи был тесно связан с эфорами, которые во сне получали там указания божества (Plut. Cleom. 7, 2–3; Cic. Div. I, 96). Способ, несомненно, очень удобный, так как не требовал никаких посредников.
298
Почти во всех кризисных ситуациях спартанцы, как правило, обращались именно в Дельфы. Случаи обращения к другим прорицалищам редки.