Глава VII
Клеомен III — последний великий царь
Можем ли мы доверять Плутарху и Полибию?
Знаниями о Клеомене III мы в основном обязаны Плутарху.
Давно установлено, что при написании биографии Клеомена Плутарх опирался главным образом на Филарха, следуя за ним в своих оценках. Лаконофил и поклонник обоих царей-реформаторов Филарх был к ним весьма благосклонен. Клеомена он даже сделал центральной фигурой последних книг своей «Истории». По словам американского ученого Томаса Африки, «наполненный драматическими и героическими сценами, часто театральный рассказ Филарха изображает царские реформы в самом благоприятном свете, игнорируя или затемняя их менее привлекательные аспекты»[310]. Чувствительно-романтический стиль Филарха как нельзя лучше соответствовал стилю самого Плутарха. Клеомена, чьи поступки далеко не всегда выглядели безупречными в моральном плане, Плутарх оправдывает и каждый раз находит наиболее выгодное для спартанского царя объяснение. Насколько романтический образ Клеомена соответствовал действительности, может подсказать как анализ текста Плутарха, так и сравнение его данных с другими источниками, главным образом с Полибием, у которого не было повода восхищаться Клеоменом. Однако в целом материал Плутарха с поправками на известную тенденциозность его информатора и своеобразие жанра исторической биографии заслуживает доверия.
Полибий в отличие от Плутарха не был склонен идеализировать Клеомена. Скорее наоборот, он относился к нему с известным предубеждением, вполне понятным для защитника Ахейского союза и противника социальных революций. В шестой книге «Всеобщей истории», где Полибий неоднократно упоминал Спарту и с похвалой отзывался о законодательстве Ликурга, он, однако, оставил без внимания реформаторскую деятельность Клеомена. Это тем более странно, что спартанский царь оказал непосредственное влияние на судьбу Ахейской федерации и Греции в целом. Профессор Тель-Авивского университета Б. Шимрон объясняет такое молчание Полибия его нежеланием останавливаться на событиях, которые в конечном счете подтолкнули любимого его героя Арата к роковому для Греции союзу с Македонией[311].
Причина явно враждебного настроя Полибия по отношению к Клеомену и его реформам объясняется также отсутствием временной дистанции между ним и спартанским царем. Для Полибия все события, связанные с Клеоменом, были делом недавнего прошлого, еще остро переживаемого и неоднозначно оцениваемого. А для Плутарха те же самые события являлись только антикварной древностью, и поэтому его отношение к Клеомену «более нейтрально, более объективно, лишено личной заинтересованности»[312].
Но хотя Полибий не испытывал симпатий ни к современной ему Спарте, ни к врагу его родины Клеомену, которого считал тираном, принесшим беды Спарте, он отдавал должное несомненным талантам спартанского царя. Свой рассказ о гибели Клеомена в Египте он завершает такими словами: «Так кончил жизнь Клеомен, человек искусный в обращении, способный к ведению государственных дел, словом, самою природою предназначенный в вожди и цари» (V, 39, 6).
Остальные древние писатели не добавили ничего принципиально нового к сообщениям Полибия и Плутарха.
Современные ученые далеко не однозначно оценивают как личность Клеомена, так и его реформаторскую деятельность. Во многом их оценка зависит от степени доверия к двум древним авторам, Плутарху и Полибию, по-разному трактующим историю царствования Клеомена. Агиографическая традиция, берущая свое начало от Филарха и органически воспринятая Плутархом, делает ударение на преемственности, на идентичности идеологии Агиса и Клеомена. В современной науке, наоборот, стараются найти и находят принципиальные отличия между этими двумя царями-реформаторами. В Клеомене видят скорее истинного наследника своего отца Леонида, человека, менее всего склонного к романтической рефлексии и сознательно стремящегося к монархической власти. Стремление к упрочению как собственного правления, так и самого института царской власти признается в современной историографии одной из главных целей реформ Клеомена[313].
Для Агиса и Клеомена первоочередной задачей было создание боеспособной армии. Только так можно было отстаивать собственную независимость и думать о восстановлении гегемонии в Пелопоннесе. Однако эта важнейшая задача стала решаться слишком поздно, когда у Спарты уже не оставалось запаса времени: ей приходилось существовать в условиях сильнейшего внешнего давления сперва со стороны Македонии, а позже — Рима. Несчастье Спарты заключалось в том, что она в отличие от республиканского Рима слишком поздно приступила к кардинальным социально-экономическим реформам. Даже такой талантливый политик и полководец, каким был Клеомен, несмотря на значительные военные успехи, оказался бессильным перед объединенными силами Ахейской лиги и Македонской державы. А вместе с военным поражением ушла в небытие и реформированная им Спарта.
310
Africa Th. Phylarchus, Toynbee, and the Spartan Myth // Journal of the History of Ideas. Vol. 21. 1960. No. 2. P. 267.
311
312
Кошеленко Г.А. Источниковедение Древней Греции (эпоха эллинизма) / Подред. В. И. Кузищина.?.. 1982. С. 105.
313