Для осуществления дорогостоящих реформ (особенно военной) нужны были большие средства. Клеомен такими денежными ресурсами не обладал. Он, конечно, был очень богатым человеком, как любой спартанский царь эллинистической эпохи, но не настолько, чтобы взять все расходы на себя. Поэтому сначала он конфисковал имущество у изгнанных им оппонентов (Plut. Cleom. 11, 2–3), а затем взялся за тех имущих граждан, которые еще оставались в Спарте. Им он настоятельно рекомендовал пожертвовать значительную часть состояния на общее дело. Это было предложение, от которого невозможно было отказаться. Кампанию по отъему имущества он начал с себя, внеся в государственную казну собственные средства, скорее всего огромные[327]. То же самое сделали его ближайшие друзья и родственники, включая мать и отчима. Но для большей части граждан эти пожертвования были отнюдь не добровольными. Плутарх прямо об этом не говорит, но его фраза, что «затем и все остальные граждане» поступили так же (11, 1–2), наводит на мысль, что Клеомен обязал всех богатых спартанцев, оставшихся в городе, внести определенные средства в государственную казну.
Убийство эфоров и изгнание потенциальных оппонентов, видимо, произвели глубочайшее впечатление на спартанскую элиту и показали решимость царя идти до конца. Поэтому в отличие от Агиса Клеомен мог себе позволить не тратить время и силы на убеждение богачей. Начавшийся террор сделал их более уступчивыми, и они, не раздумывая, выполнили «рекомендации» царя. Завладев земельными и денежными ресурсами, Клеомен приступил к исполнению своих планов.
С редкой последовательностью он взялся за реализацию всего комплекса реформ Агиса, не изменив, по существу, даже числа предполагаемых новых граждан. К сожалению, в жизнеописании Клеомена крайне мало сказано о ходе реформ. Отчасти это объясняется особенностями жанра: для Плутарха реформаторская деятельность царя не представляла особого интереса. Жизнь Клеомена как крупного военачальника и талантливого политика была наполнена интереснейшими событиями и удивительными поворотами судьбы. Об этом в основном и повествует Плутарх. Еще одна причина пропуска реформаторского цикла — нежелание Плутарха повторяться. В биографии Агиса, лишенной военной компоненты, Плутарх как раз подробно излагает его борьбу за осуществление социальных проектов. Воспринимая реформы Клеомена как дубль, как вторую после Агиса попытку кардинальной перестройки спартанского общества, Плутарх останавливается на них только в связи с новыми принципами комплектования армии.
Что касается Полибия, то он полностью игнорировал реформаторскую деятельность Клеомена. Видимо, Полибию тяжело было признать, что спартанский царь добился успеха в реализации реформ и восстановил, по крайней мере на время, конституцию Ликурга, которой ахейский историк так восхищался. Ведь у Полибия сформировалось решительно негативное отношение к Клеомену. Он смотрел на Клеомена как на идейного предшественника Набиса, спартанского тирана и социального реформатора, угрожавшего Ахейской лиге. Клеомена по аналогии с Набисом Полибий также считал тираном. По мнению Б. Шимрона, если бы Полибий сообщил о реформах, он не смог бы назвать Клеомена тираном из-за близкого сходства его реформ с древней конституцией Спарты, которая вызывала такие симпатии у самого Полибия[328].
Обратимся к самим реформам, насколько мы можем восстановить их на основании очень скудной информации Плутарха. По-видимому, две основные экономические реформы — перераспределение земли и отмена долгов — были осуществлены практически одновременно. Что касается долгов, то Плутарх пишет о намерении Клеомена их отменить, но не сообщает, реализовал ли он свой замысел. Однако современные ученые, как правило, не сомневаются, что долги были аннулированы. В истории Спарты это был второй случай отмены долгов. Первый состоялся в 242 г., когда по приказу Агиса все заемные документы сожгли на рыночной площади. С тех пор прошло пятнадцать лет. Даже если старые кредиторы после казни Агиса и не смогли добиться восстановления долговых обязательств, за полтора десятилетия выросла целая армия должников, снова требовавших их отмены.
Клеомен не совершил ошибки Агиса и не затянул с земельной реформой. Плутарх, не вдаваясь в детали, только сообщает, что «земля была поделена» (Cleom. 11, 2), и далее обращается уже к военной реформе: «Пополнив число граждан самыми достойными из периеков, он создал четырехтысячный отряд тяжелой пехоты, научил этих воинов биться вместо копья сариссой, держа ее обеими руками, и заменил съемную рукоять щита ремнем, натянутым из края в край» (11, З)[329].
327
Спартанские цари и их ближайшие родственники были наиболее состоятельными людьми в Спарте. Тому свидетельство — большие штрафы, к которым их часто присуждали (Thuc. V, 63; Diod. XII, 78; Schol. ad Aristoph. Nub. 858 f.). Штрафы были, вероятно, соразмерны их состоянию. В эпоху эллинизма спартанские царские дома обладали такими финансовыми возможностями, что могли на собственные средства проводить дорогостоящие реформы. Так, например, Агис IV внес в фонд реформ, кроме недвижимого имущества, невероятную для частного человека сумму — 600 талантов (Plut. Agis 9).
329
Речь идет о перевооружении спартанской армии по македонскому образцу. В других греческих полисах македонский тип оружия применялся уже давно, так что и тут консервативная Спарта безнадежно отстала.