Я был вне себя от изумления. Кабби был одним из худших в мире теннисистов, и теперь он готовился вступить в состязание с самим Тильденом.
Он обернулся и, увидев меня, улыбнулся.
— Какого чёрта вы тут делаете? — крикнул я.
— Тише, тише, ради всего святого! — зашептал он. — Что я делаю? Пытаюсь обыграть знаменитого Тильдена.
— Вы?!
— Почему бы и нет? Диана участвует в дамских состязаниях, а я записался в мужские.
— Но какой идиот вас допустил?
— Тс… Я назвался чемпионом Сиама.
— Да вы же никогда в жизни там не были!
Рефери[24] возгласил:
— Мистер Кабот, вы начинаете игру.
Чемпион Сиама, внимательно осмотрев свои девять ракеток, выбрал одну и занял свое место.
По другую сторону сетки стоял Тильден, воплощение силы и ловкости. Неизвестный чемпион Сиама мало беспокоил его: и не таких он обыгрывал. Но чемпионат вообще дело серьезное. Кабот, обменявшись традиционными приветствиями, начал подачу.
В истории тенниса еще не было такой подачи. Кабот трижды перевертывал ракетку над головой, ударял себя по носкам и потом неловко подбросил мяч и ударил. Мяч перескочил через сетку тихо, точно под дуновением легкого ветерка, и, хлопнувшись со звуком разбитого яйца, остался лежать на месте.
Тильден не успел подхватить и отбить его.
— Пятнадцать — ноль, — возгласил рефери.
Чемпион Сиама взял свежую ракетку. Он опять бешено завертел ею, и все, не исключая Тильдена, были уверены, что от такого удара мяч пробьет дыру в площадке. Ничего подобного. Мяч еле перескочил через сетку, легонько подскочил и покатился в сторону. Тильден не смог отбить его.
— Тридцать — ноль.
Кабот в волнении закусил губу. По всем правилам тенниса, теперь должен последовать сильный удар, и Тильден отошел в глубину, на заднюю линию. И опять мяч еле перескочил через сетку и шлепнулся, как яйцо, на землю. Тильден, спешивший к нему, как пожарная команда, ничего не смог поделать.
— Сорок — ноль, — возгласил рефери.
Чемпион Сиама переменил ракетку и приготовился к подаче. Чемпион Америки имел озадаченный вид: он не привык к сиамскому теннису. «Эта пичуга заманивает меня, чтобы потом оглушить сильным ударом», — думал он и стал на место, готовый ко всему. Кабот опять завращал ракеткой, но в момент удара задел свое торчащее ухо, и ракетка косо ударила по мячу. Мяч полетел в сторону, проскользнул над сеткой и вдруг улегся у ног американца.
— Гэйм м-ра Кабота. Один — ноль, первый сэт, — провозгласил рефери.
Чемпион Сиама сменил ракетку. Тильден подал мяч. Это был один из типичных пушечных ударов американских игроков, и Кабот увидел мяч лишь тогда, когда его принес мальчик.
— Аут! (мимо!) — возгласил рефери.
Тильден повторил удар. Кабот отпрыгнул.
— Второй мимо. Пятнадцать — ноль в пользу м-ра Кабота.
Тильден, проиграв и второй гэйм, понял чемпиона Сиама.
Но было поздно. Все игры со своими дикими подачами брал Кабот и при реве толпы выиграл матч со счетом 6:2.
Я увидел его через два дня.
— Я сделал Диане предложение вчера, — объявил он. — Я просил сказать одно маленькое слово, которое осчастливит меня.
— И она сказала?
— Сказала.
— Значит, вас можно поздравить?
— Она сказала: нет. Впрочем, это неважно. На-днях состоится чемпионат гольфа.
— А как же теннис?
— Вчера меня выставили из чемпионата. Приехал настоящий сиамец. Я выступлю под другим именем.
Я долго не слыхал ничего о нем. Потом началась война, говорили, что он стал авиатором и в воздушном бою погиб вместе с противником. Затем я узнал, что он не убит, а спустился в Швейцарии и там интернирован. И еще другой слух: американский солдат Кабот взял в плен танк и не то убит, не то попал в плен. Все это было вполне правдоподобно, и я уже похоронил бедного горе-чемпиона.
Вскоре после заключения мира я проходил по площади Согласия, запруженной толпами ликующих солдат. В центре толпа была особенно густа, и из нее раздавался писк;
— Я Бэггси Мак-Нэтт, непобедимый боец Северной, Южной, Западной и Восточной Америки! Эй, вы, кто выйдет против меня? Я готов биться против четверых сразу. Эй, трусы, выходи на левую!
Французы, не понимая ни звука, принимали вопли за патриотическую речь и аплодировали.
Я протискался вперед и схватил Кабби за рукав. Он был пьян, без шапки, в потертой форме Красного Креста. С трудом пробуксировал я его до скамейки на Елисейских полях.
