Американские военные в Гёттингене выдали нам удостоверения, с которыми мы и отправились в местную канцелярию. Именно там решались проблемы людей, покинувших свои родные места из-за войны. Нам быстро нашли место для проживания – большой склад, хоть и неказистый, но чистый; обеспечили питанием. Самым радостным для нас было то, что занимались всем этим немцы-военнопленные, так что при объяснениях не возникало анекдотических ситуаций.
Однако нам нельзя было на этом успокаиваться. Требовалось найти присланного Нанкином консула. По опыту общения с такими людьми в Швейцарии мы знали, что чем напористее себя вести, тем эффективнее будет результат. И в самом деле, действуя уже привычным нам образом, мы добились выдающихся успехов, первым делом – переехали из складского помещения в гостиницу. Следующее требование состояло в том, чтобы нас оправили на родину на корабле, причем непременно в каютах первого класса. Главный консул пообещал нам оказать максимальное содействие, и все были очень довольны. В Марселе мы прожили со 2 по 8 февраля 1946 года. Когда дела сделаны, тогда и на сердце легко. Мы каждый день ходили гулять на берег моря, покупали на улицах мандарины, обедали в маленьких ресторанчиках, чувствовали себя вольготно и свободно, словно беззаботные небожители.
Два месяца в Сайгоне
Плавание на корабле заняло почти месяц, 7 марта 1946 года мы прибыли в Сайгон.
Сайгон не стоит прямо на морском побережье. Корабль входит в большую реку, поднимается по ней и тогда только прибывает в порт. Река, конечно, очень широкая и вызывает в памяти слова Чжуан-цзы: «Наступила пора осеннего разлива вод. Сотни потоков устремились в Желтую Реку, и она разлилась так широко, что невозможно было отличить лошадь от буйвола»[24], но все же это уже не море, по которому мы плыли столько дней, словно по небу, не видя земли. Теперь мы смотрели на поросшие камышом берега большой реки, на ярко-зеленый простор, и чувствовали тепло и радость, словно вернулись в мир людей.
После того, как мы сошли на берег, начались неприятности. Когда первое возбуждение от тесной толпы, шума и толчеи на причале прошло, я вспомнил о своем приятеле – молодом французском офицере, с которым познакомился на корабле, и решил с ним попрощаться. Отыскав его среди тысяч движущихся голов военных, я радостно бросился к нему и хотел пожать руку. Но он отвернулся от меня и стал смотреть в другую сторону, словно мы не знакомы. Я был поражен, ошарашен, меня будто стукнули дубинкой по голове или облили холодной водой. Потом я успокоился и понял, что тот офицер не мог повести себя иначе: ведь мы находились на территории французской колонии, и он должен был вести себя как колонизатор. На корабле сердце его было в ладошке, а теперь он пришел в себя, расправил его во всю грудь. Обида моя сменилась любопытством.
Сайгон находится в тропиках. Я впервые видел подобные пейзажи. Всё происходило в конце весны – начале лета; палило солнце, зеленели густые ряды кокосовых пальм, повсюду ликовала буйная растительность. Словно из самой земли исходила жизненная сила, наполняющая растения и животных. Больше всего меня, северянина, поразили гекконы, эти забавные твари, которые сновали повсюду. Такое я потом видел только в Сишуанбаньна. Были и большие ящерицы, бегавшие вверх-вниз по деревьям, названия которых я не знал. Тонкой веточкой я легко ударил одну из них, и она тут же изменила цвет: из серовато-желтоватой стала ярко-зеленой. Может быть, это был хамелеон?
Сезон дождей только начался, местные говорили, что с неба льет каждый день. Обычно непогоду ничего не предвещает и ярко сияет солнце, как вдруг, за одно мгновение, собираются плотные густые облака, все вокруг становится мрачным и темным, начинают сверкать молнии, и вода с оглушительным шумом, таким, что, как говорится, «духи разбегаются», на землю обрушиваются потоки воды. Мгновенно повсюду собираются лужи, а на них – пузыри от дождя, словно жемчуг; кокосовые пальмы становятся насквозь мокрыми. Спустя непродолжительное время ливень внезапно прекращается, черная пелена туч уходит, открывая голубое небо, и снова в лучах солнца земля сверкает всеми красками.
Одежда для тропического климата нужна соответствующая. Здесь, в Сайгоне, мне особенно понравились наряды местных женщин, чем-то похожие на китайские ципао, только из белой ткани. От классического ципао они отличались очень большим, чуть не до подмышек, разрезом. Нижняя часть костюма – широкие штаны из черного шелка. Белый верх, черный низ, или наоборот, а благодаря прорезям ткань свободно развевается. Молодые прекрасные девушки двигаются грациозно, белые ципао и черные шелковые штаны колышутся, овеваемые легким тропическим ветерком, и кажется, будто ожили нимфы из черного и белого мрамора и спустились со своих постаментов прогуляться в мире людей. Какая же это восхитительная картина! Движения их полны энергии молодости, и от этого вся улица становится живой и подвижной. Это восточная красота, такого в западной Европе вы не найдете, да и за пределами Вьетнама в других странах Востока такого тоже не сыскать.
24
Отрывок из главы XVII «Осенний разлив» одного из основополагающих даосских трактатов III в. до н. э. философа Чжуан-цзы. Перевод В. В. Малявина. Цит. по: Даосские каноны. Философская проза. Книга 2, часть 2. Чжуан-цзы. Внешний раздел. Иваново: Издательство «Роща», 2017.