Когда я лежал, перегнувшись через борт судна, и смотрел на бушующее море, в моем сердце все кипело сильнее, чем гигантские валы внизу. За время, проведенное в Европе, я столько раз представлял себе, как наконец увижу свое отечество, как стану на колени и поцелую родную землю, упаду и обниму ее, орошу горячими горькими и одновременно радостными слезами. Однако с этим теперь были проблемы, сердце разрывали противоречивые чувства, перед глазами встала мрачная тень. В Сайгоне я беспрерывно слышал от патриотически настроенных хуацяо о нанкинском правительстве. Добравшись до Гонконга, я узнал гораздо больше подробностей.
После победы над захватчиками некоторые большие правительственные чины, просто чины и маленькие чинуши – те, кто добрался до власти, держась за женскую юбку, благодаря протекции и связям или при помощи подхалимажа и взяток, – оседлав самолеты, тучей поднимались в небо, носились по всей стране, над каждым ее уголком, «снимая дань». Они отбирали дома и земли, доллары и золото, не брезговали товарами, даже женами и наложницами, создавая вокруг себя смрад и шум, заставляя в негодовании клокотать народные сердца. Степень их нечистоплотности далеко превзошла то, о чем писалось в обличительном романе конца династии Цин «Наше чиновничество»[29].
Что такое родина? Это земля и люди. Родная природа прекрасна, ее я готов любить всегда и беззаветно. Но разве я могу любить таких людей? Что я готов им поведать? В народе говорят: «Ребенок не жалуется, что мать некрасива, собака не жалуется, что хозяин беден». Но разве эта толпа «собирателей дани» – не уродлива? Как можно мириться с ними?
Вот какие противоречивые чувства бурлили в моей душе. А корабль тем временем незаметно подошел к Шанхаю. На календаре было 19 мая 1946 года. В тот день я записал в дневнике:
Шанхай – это уже настоящий Китай. Все эти одиннадцать лет я представлял себе, с какими чувствами снова увижу родину. Сейчас все кажется непривычным и незнакомым, нет никакой теплоты в сердце. Неужели я так изменился? Или это отечество мое изменилось?
С противоречивыми чувствами в сердце я ступил на землю; во мне смешались радость и гнев, грусть и веселье; словно опрокинут сосуд, в котором все это варилось, и трудно сказать, какой в итоге получился вкус.
О родина-мать! Как бы то ни было, твой бродяга-сын наконец вернулся из-за моря…
Приключения часов. Из заметок о поездке в Европу
Сам я из деревни, мало чего видел на свете; свойственное сельским жителям упрямство и трусоватость в какой-то мере свойственны мне и поныне. Сойдя с поезда в Берлине, я почувствовал смятение и тревогу, ступал по сверкающему гладкому асфальту так, словно под ногами была вата. Перед глазами проносились тени машин и трамваев, небо расчерчивали провода, пересекающиеся улицы и улочки сплелись в какую-то дьявольскую сеть, в которую меня затягивало все глубже и глубже. Отчаявшись что-либо понять, я двигался вместе со всеми словно наощупь.
Тогда я впервые понял, насколько нужны часы – они скажут мне, в какое время обедать, а когда идти на встречу… Раз уж мы заговорили о часах, надо признать, что я в этом совершенный профан. Дома, в Китае, мои приятели приобретали себе уже третьи или даже четвертые часы, а для меня они все еще оставались загадочной вещью. Хотя, конечно, иногда в ожидании автобуса я заглядывал в лавки и магазинчики по обеим сторонам улицы в надежде разглядеть где-нибудь на стене циферблат и стрелки и понять, пора ему приехать или еще нет. Чаще всего гулять в поисках часов приходилось долго, иногда они действительно находились, а порой и не одни. Загвоздка была в том, что все часы показывали разное время. К тому же заглядывать в лавки таким образом довольно комично, зачастую это привлекало внимание продавцов, смотревших на меня с подозрением. Когда же я ретировался обратно на остановку от этих недружелюбных взглядов, оказывалось, что автобус уже уехал. Так продолжалось до осени прошлого года, когда мне стало необходимо зарабатывать на хлеб точно по времени, и тогда я купил часы. Они шли три дня, а потом остановились. В мастерской мне сказали, что ослабла пружина. Часы починили, но вскоре они снова остановились – на этот раз оказалась проблема со стрелками. Так я отдавал часы в мастерскую раз пять или шесть, а когда посчитал, оказалось, что на ремонт ушло больше денег, чем они стоили изначально! Тогда я решил купить другие часы, дорогие и качественные.
29
«Наше чиновничество» – книга китайского журналиста и писателя времен упадка империи Цин Ли Баоцзя (1867–1906), в которой показана жизнь многих слоев китайского общества того периода, прежде всего влиятельного сословия чиновников. Детальное описание труда и быта служащих в различных административных сферах (в присутственных местах – ямэнях, судебных управах, экзаменационных палатах) позволило писателю создать многоплановую картину общественного строя и показать основы работы государственного аппарата.