В эти первые дни в Маньяре мы во многом зависели от близлежащей деревушки Мтувумбу, что означает «Москитная река». Это была довольно убогая деревушка, своего рода гибрид главной улицы из раннего ковбойского фильма и заброшенного лесного селения. По рассказам, в Мтувумбу живут представители семи десятков африканских племен, которые искали здесь спасения от бушевавших в прошлом войн.
Пока мои товарищи делали покупки в одной индийской лавке, я заглянул в другую. Ее владелец каким-то образом всегда ухитрялся ходить с недельной щетиной. Но это ничто перед другим достижением того же лавочника — рубашка и брюки на нем обрели бессмертие.
— Хорошо здесь жить? — спросил я его.
— Плохо, — ответил он. — Уж я-то знаю, пятьдесят лет здесь живу.
— Чем же плохо?
— Во-первых, народ очень ленивый. Все до единого. Им бы только выпивать и заниматься любовью. Я не против того и другого, но только в виде хобби, а не основного занятия.
Уже через несколько дней в нашем маньярском лагере появились домашние животные. Лемур, конечно, всех затмевал и лихо уписывал кузнечиков. Когда он спал, не было зверька милее его. Когда же он просыпался на закате, его энергия не знала пределов и не признавала никаких ограничений. Прыжки, прыжки со стола на стул, со стула на человека, потом на следующего. Как сказал бы индийский лавочник, это хорошо иногда, но не все время. Этот лемур обладал способностью всем и всему мешать. То приземлится в тарелке с едой, то на столе, где разложены части кинокамеры. Взрослый лемур делает еще более дальние и точные прыжки. Наш же зверек пока только учился на нас, вокруг нас и чаще всего под ногами. Все равно мы его любили.
На втором месте был питон. Ален отлично знал змей, он с детства ими увлекался и вот ухитрился раздобыть двухметровый экземпляр. Как и у всякого домашнего животного, у питона были свои недостатки — он отказывался есть; вероятно, хотел сперва переварить то, чем еще раньше набил желудок. Зато до чего же он был великолепен, когда скользил и извивался на дереве по ветвям. Недостатки были и у здоровенной улитки, но и она была по-своему грациозна, когда переползала с одного пятачка травы на другой. А вот хамелеон, на наш взгляд, не обладал ни одним недостатком. Правда, он не умел менять окраску так ловко, как это положено хамелеонам, зато мастерски ловил мух. Когда мы завтракали, он охотился на них, лежа на ветке над нашим общим столом. Его двенадцатисантиметровый язык в 1/25 секунды поражал цель и почти так же стремительно втягивался обратно. Но потом липкая слизь на лепешечке, которой оканчивался его язык, высохла, и мухи уже не приклеивались. Тем не менее хамелеон отказывался пить. Его сажали в таз с водой, а он только плавал, изгибаясь и загребая одновременно правой передней и левой задней ногой и наоборот. Такой способ вместе с изгибанием позвоночника повторяет схему, исстари лежащую в основе передвижения всех четвероногих. Но язык хамелеона остался после эксперимента таким же сухим, каким был. Наконец мы вспомнили про естественный образ жизни хамелеона, смекнули, что он редко видит проточную воду, и подумали о росе. Мы обрызгали ближайшее растение водой, посадили на него хамелеона и с радостью увидели, что он слизывает влагу своим пересохшим, потрескавшимся языком. С этой минуты стоило круглым, наглым глазам хамелеона установить, что муха находится в пределах досягаемости, как добыча была обречена.
Удивительным существом был и наш богомол[4] — самка длиной около восьми сантиметров, которая всегда смотрела в глаза наблюдающему за ней человеку. Подобно лемуру, богомол питался кузнечиками и съедал их без остатка. Аккуратно держит добычу лапками, откусывает и тщательно прожевывает. Когда люди едят сельдерей, они не держат его двумя руками, но, если бы они это делали, сходство было бы полным. Время от времени самка откладывала большое яйцо, покрытое пеной, которая тотчас раздувалась и затвердевала. После этого яйцо несколько недель оставалось неизменным, а потом из множества ячеек вылезали крохотные богомольчики. Вися на тончайших паутинках, они нащупывали дергающимися ножками опору; с этой секунды начинался их жизненный путь. Джоун была богомоловой нянькой и без устали пичкала детенышей мелкими насекомыми.
Впрочем, перед главной целью все наши животные отступали на второй план. Через неделю после прибытия, когда мы основательно изучили местные ветры, было решено наполнить оболочку. Ветер держался северо-восточный, примерный азимут 040, причем около трех часов дня он достигал изрядной силы. Поэтому мы собирались стартовать около полудня. Благодаря расположению лагеря и направлению ветра полет обещал стать чуть ли не образцовым. Мы пройдем над лесом, потом над непроходимыми болотистыми зарослями перед озером, над самим озером и, наконец, достигнем шестисотметровой гряды, оторачивающей с запада Рифт-Валли. Дальше мы либо перевалим через эту гряду, либо пойдем над долиной. В обоих случаях нас со всех сторон будут окружать несравненные виды и будет полная возможность наблюдать животных, которыми кишат лес и берега озера.
4
Богомолы — особый отряд хищных насекомых. Свое название они получили за манеру держать приподнятыми, словно для молитвы, передние ноги, вооруженные крепкими шипами. Особенно разнообразные и крупные богомолы (до 6–8 см) обитают в тропиках.