Иисус позиционирует себя как «посланца Бога» (что- то вроде пророка) и как «потенциально возможного Мессию». При этом он предпочитает самого себя так не называть, — соглашаясь, однако, когда так его называют другие.
Мы находим у Иисуса некоторые мистические высказывания о переживаемой им «особой близости к Богу», которые позже были перетолкованы в христианстве как намек Иисуса на свою Божественность, однако подобные высказывания мы находим и в другой еврейской мистической литературе. (Акцентирование намеков на Божественность Иисуса особенно проявляется в Евангелии от Иоанна, позднейшем и наиболее эллинизированном из всех, которое, как мы уже отмечали, даже христианская церковь отделяет от первых трех синоптических Евангелий и считает скорее мистической проповедью, чем описанием жизни Иисуса[12].) Апостолы также изначально определяют Иисуса как Мессию, но, разумеется, не как Бога. Обожествление же Иисуса, т. е. концепция «веры в Иисуса, как в Бога» возникает в русле создания Павлом «христианства для язычников».
(Среди исследователей есть разные мнения по вопросу о том, провозгласил ли Павел эту концепцию целиком, т. е. действительно ли он отождествил Иисуса с Богом, или же он только приблизился к этой идее, а завершена она была уже после него. Но, как бы то ни было, эта концепция базируется в христианстве на подходе Павла.)
В этой концепции Иисус декларируется одновременно и «Сыном Бога», и тождественным «Самому Богу» (а не отдельным божеством) — и, таким образом, в некоторой степени монотеизм сохраняется[13]. Иисус превращается в такой «образ Бога», который близок и понятен человеку, т. е. является как бы «человеческой ипостасью Троицы».
Концепция «Иисуса как Бога» абсолютно неприемлема для иудаизма и еврейского сознания, и для всего культурного кода Еврейской Библии вообще. Иудаизм запрещает поклоняться кому бы то ни было, кроме как Богу напрямую, и также запрещает евреям любые зримые «образы Бога» — Иисус же, даже без изображающих его икон, в литературном тексте Евангелий уже является «образом».
Для евреев такое «наделение Бога образом» приравнивается к идолопоклонству.
Однако Павел создавал свою концепцию отнюдь не для евреев, а для народов мира — а требования Торы к ним в вопросе запрета идолопоклонства гораздо мягче. Конечно, желательно, чтобы все люди придерживались строгого монотеизма, но для неевреев Библия запрещает только прямое идолопоклонство, присоединение же к Богу каких‑либо «образов», помогающих осознать Его, рассматривается для них как допустимое. В терминологии иудаизма этот подход называется «шитуф», букв, «компаньонство» (= образ, присоединяемый к Богу). Именно такой тип религии создает Павел, — т. к. он, видимо, считал, что только когда монотеизм будет дополнен образом Иисуса, он будет иметь надежду на успех всемирного распространения.
27. Идея «богочеловека» и создание понятных эллинам иллюстраций к еврейским концепциям Религия «мштуф — компаньонства», с легко зримым образом Иисуса, создавала народам мира как бы «понятную иллюстрацию» к еврейским теологическим концепциям, не дающим никакого видимого образа Бога.
Рассмотрим, например, идею «богочеловека», в соответствии с которой для христианина Иисус символизирует идею соединения Божественного и человеческого, несмотря на непреодолимую онтологическую пропасть между ними. Эта идея, имеющая центральное значение для христианской мистики и этики, представляется внешнему читателю обычно как «важнейшее христианское нововведение», несовместимое с иудаизмом, — однако на самом деле эта идея полностью проистекает из еврейской концепции «сотворения Богом человека по Своему образу и подобию», данной нам на первых же страницах Книги Бытия.
На единстве в Иисусе человеческой и Божественной природы христианство основывает огромное этическое и теологическое содержание, однако иудаизм провозглашает ровно те же самые идеи на основе соединения Божественного и человеческого уже в Адаме, первом человеке. Если для христианства богочеловеком является Иисус, то для иудаизма богочеловеком является Адам, и далее всякий вообще человек на Земле. (Т. е. в иудаизме Адам в некотором смысле является «идеальным богочеловеком, к уровню которого всякий смертный должен тянуться» — функция, совершенно соответствующая роли «Иисуса как Богочеловека» в христианстве.) Однако еврейская концепция богочеловека чисто текстуальна и непроста для восприятия, в то время как основанная на зримом образе Иисуса концепция христианская — явлена, и для восприятия гораздо более легка.
12
13