Лэнгстон присвистнул и уставился вдаль, будто ожидая от статуи Свободы сочувствия, что вынужден торчать тут со мной.
– Самое забавное то, – сказал он, не отводя взгляда от залива, – что из всех знакомых мне людей только Лили так же восприимчива и чувствительна ко всему, как ты. Ты ведь обожаешь все обдумывать? Иногда это довольно мило, а иногда – крайне изнурительно.
Непохоже на Лэнгстона – признать, что мы с Лили в чем-то схожи. Я решил считать его слова комплиментом. И одновременно решил не продолжать разговор на эту тему.
Я, как и Лэнгстон, устремил взгляд на воду. На остров Эллис. На устроившиеся на побережье и удаляющиеся здания-гиганты. У любого, кто прожил на Манхэттене много лет, сердце не на месте при расставании с ним. Вырваться на свободу на время приятно. Но тебя все равно не оставляет тягостное чувство, что ты оставляешь позади всю свою жизнь и смотришь на нее издалека.
Хотелось, чтобы Лили сейчас была рядом со мной. Знаю, это бессмыслица, поскольку если бы она была рядом со мной, я бы ее не искал, и в то же время в этом есть большой смысл. Лили – та, с кем я хочу разделить свою жизнь, и в такие мгновения я особенно остро ощущаю это.
Не знаю, думал ли Лэнгстон о Бенни, о Лили или вообще ни о ком не думал. Я не мог поделиться своими мыслями и ощущениями с Лили, но мог поделиться с ним. Если бы мы продолжали говорить. Если бы перекинули мост между чувствами, которые одолевали в это мгновение его, и чувствами, которые одолевали в это мгновение меня.
– Хочешь услышать нечто странное? – спросил я, повысив голос, чтобы быть услышанным на ветру. – Я никогда еще не ездил на пароме в Статен-Айленд. Всегда хотел, но как-то не получалось. Все не до того было. Где-то в пятом классе ездил на школьную экскурсию до статуи Свободы. На этом мое знакомство с водой закончилось.
– А я когда-то встречался с парнем из Статен-Айленда, – отозвался Лэнгстон. – Первое свидание мы провели с его родителями. И второе. И третье. Поэтому этот остров ассоциируется у меня с парнями, которые никак не могут отлепиться от своей семьи. К сожалению, к нашему четвертому свиданию я уже сам хотел отлепиться от его семьи.
– Расставаясь с ним, ты не сделал ничего радикального? Не сжег его елку, к примеру?
Лэнгстон не улыбнулся.
– Какой псих такое вытворит?
– Влюбленный?
Теперь он улыбнулся… слегка:
– А это, сэр, интересная мысль.
– «Мы всегда сжигаем тех, кого любим…»
– «Тех, кого сжигать ни за что не должны»[11].
– Точно.
И все. Конец разговору. Вперед по ветру и волнам. Теперь статуя Свободы позади: не приветствует нас, а провожает с таким видом, словно мы бросили ее на произвол судьбы в ожидании парня, с которым она познакомилась по интернету и первыми словами которого будут: «На своей фотке в профиле ты кажешься меньше».
Лэнгстон повернулся в сторону приближающегося острова.
– Вот тебе ответ: я не сжег ни его елку, ни его дом, ни его сердце. Я просто перестал с ним общаться. И исчез на Манхэттене. Мне представляется, как он нашел себе милого соседского паренька и их семьи устраивают по воскресеньям совместный ужин.
Конечно же, я не мог сдержаться и спросил:
– Это у вас семейная черта? Исчезать?
Лэнгстон повернулся ко мне:
– Да. Но ты должен уяснить одну вещь: Лили отличается от всех остальных. Она – самая лучшая из нас.
– Надеюсь, не обижу тебя тем, что полностью с этим согласен. Хотя, похоже, она тоже исчезла.
Статен-Айленд уже был отчетливо виден, и его холмы и дома резко контрастировали с покинутым нами берегом. Мне казалось, сюда дольше плыть. Пришлось напомнить себе, что мы все еще находимся в одном городе[12]. Если информация верна, Лили где-то рядом. И тем не менее она пропала.
– Это я виноват, – сказал я Лэнгстону.
Он прислонился к перилам, спрятав руки в карманы.
– С чего ты это решил?
– Я не смог достучаться до ее сердца. И если я не смог дотянуться до нее, то неудивительно, что она потерялась.
Громкий звуковой сигнал прервал любой возможный ответ. Паром замер, словно колеблясь, а потом причалил.
– Идем, – позвал меня Лэнгстон.
Мы сошли по трапу вниз и вошли в терминал.
– Что теперь? – спросил я у двери, ведущей на улицу.
– Если честно, понятия не имею.
Мне хотелось услышать другое. К примеру, что у Лэнгстона есть детальный план, включавший в себя координаты пунктов назначения, прочесывание местности и перекрестные допросы добрых самаритян.
– Где ее видели в последний раз? – уточнил я.
– Возле автомастерской моего дяди-отшельника. Но это было много часов назад. И Статен-Айленд намного больше, чем тебе кажется. Здесь у большинства есть машины.