Через неплотно закрытую оконную створку доносилось урчание двигателя и голоса людей. Солнечный свет вливался в окно ликующим потоком золота. В такие моменты трудно было поверить, что совсем рядом в камерах сидят люди, обреченные на многолетнее заточение. Жизнь слишком прекрасна, чтобы омрачать ее страданиями!
Полковник положил трубку, улыбнулся.
— Привет, Алексей!
— Здравствуйте, гражданин полковник! — приподнялся со стула Зайцев, но Хозяин жестом приказал ему оставаться на месте. — Сиди! Ты, почитай, уже свободный человек, правильно я говорю?
— Осталось четыре месяца…
Востриков нахмурился, пробежал глазами по мелко отпечатанному тексту в раскрытой папке.
— Ты знаешь, что получил срок по минимуму?
Зайцев молчал, пытаясь понять, к чему клонит Хозяин.
— За тебя такие люди вступились! — Востриков воздел указательный палец к потолку, на его лице отразилось презрительное и вместе с тем восхищенное выражение. — Герой! Принимал участие в спасении наших олигархов![1] — Он захлопнул папку. — Чем думаешь заняться, когда выйдешь на свободу, Алексей?
— Не знаю, — искренне ответил Зайцев. — Пока не задумывался…
— Тебе тридцать семь лет, выглядишь моложе. Для возвращения в спорт ты, брат, староват, в институт вряд ли поступишь. Внешность у тебя для роли героя-любовника подходящая! — Он усмехнулся. — Не задумывался на этот счет?
— Подумаю, — пообещал Зайцев. Он широко улыбнулся, зная, что его скуластое, славянское лицо с прямым взглядом серых глаз преображается под воздействием улыбки. С зубами ему повезло, что нечасто бывает у спортсменов из единоборств, все тридцать две штуки были на месте, белые и ровные. Светка Рябова повторяла, что он красавчик, несмотря на сломанный нос и тонкую полоску белого шрама на щеке, полученного от удара «розочкой» в пьяной драке. Похож на викинга, любила повторять девушка. И по знаку зодиака — Стрелец. Агрессивный и сексуальный. Светка была помешана на астрологии.
— Подумай, подумай… — скороговоркой произнес Востриков. — У тебя, кажется, была сестра, Зайцев?
— Так точно, гражданин начальник. Живет в Петербурге.
— Жила, — с нажимом сказал Хозяин. — Софья Петровна Зайцева скончалась вчера днем. Обстоятельства смерти мне неизвестны. — Он встал со стула, превратившись в маленького человечка с крупными чертами лица и большой головой. — Сиди! — Востриков махнул рукой. На безымянном пальце тускло сверкнуло обручальное кольцо. — Тут такое дело, Алексей… По закону я могу отпустить заключенного на похороны родственников, если сам заключенный изъявляет такое желание. — Он подошел к окну, постучал пальцем по подоконнику, словно подманивая голубей, сновавших по пятачку газона, окружавшему деревья с выбеленными стволами. — Одним словом, предоставляю тебе отпуск на десять суток. Опоздаешь — побег! — Востриков обернулся к сидящему заключенному. — И никакие благодетели не помогут! Ясно?
— Ясно, гражданин начальник! — Зайцев поднялся со стула. В горле у него пересохло, но попросить у Хозяина воды из стоящей на столе бутылки минералки он не решился. Известие о смерти Сони обрушилось на него как удар тяжеловеса. Они не виделись около десяти лет, но младшая сестра, — Соня-рыжик, — занимала большую и лучшую часть в его сердце.
— Можешь идти! — Востриков вернулся на свое место. За громоздким столом из грозного и смешного карлика он превратился в значительного человека с умным лицом и благородной сединой на аккуратно постриженных висках.
В коридоре стоял охранник-хакас, медное лицо было непроницаемо. Все с тем же глухим, полным печали стоном отворилась тяжелая дверь. В камере к Зайцеву тотчас подбежал шнырь Степа, услужливо протянул кружку с горячим и крепким до черноты чаем.
— Ну, что там, Леха? Насчет Циклопа кололи?
Алексей отпил немного из кружки чифиря, лег на нары, повернулся лицом к обшарпанной стене. Разговаривать ему не хотелось.
Старший оперуполномоченный майор Бодров не любил внештатных ситуаций. Привыкнуть к этому становилось особенно трудно с годами, когда возраст перевалил за сорок, волосы покрылись инеем, сеть мелких морщинок на лице особенно заметна по утрам, во время процедуры ежедневного бритья.
— Коля! — закричала из кухни жена.
Бодров провел лезвием по намыленному подбородку. Бодров был женат двадцать лет, а это достаточный срок для того, чтобы угадывать по тону намерения близкого человека.