«Когда Екатерина II взошла на престол, она приказала вернуть графиню Головкину из ссылки, но прошло почти два года пока ее отыскали. Фельдмаршал князь Трубецкой[37], её зять, который в отношении её был далеко не безупречен, напрягал все свои усилия, чтобы воспрепятствовать её возвращению, — но безуспешно. Она, наконец, прибыла в Москву и привезла с собою прах своего мужа, позаботившись, первым делом, предать его земле со всеми почестями, подобавшими ему по праву рождения и должностей, которые он занимал при жизни. Но их состояние уже давно было роздано фаворитам покойной императрицы. Тогда Екатерина II пожаловала ей четыре тысячи душ и пенсию в четыре тысячи рублей. Она поселилась в древних хоромах своего отца «князя-кесаря», но вскоре после того ослепла. На мой вопрос, не произошло ли это от несчастного случая, она ответила: «Несчастный случай! Я не переставала плакать в течение двадцати трех лет!» Тем не менее, она жила с величавой простотой древних бояр и принимала во всякое время всех, кто желал ее видеть; и все шли к ней, как на поклонение национальной святыне. В дни Нового Года и Пасхи я стоял за её креслом и для меня было внушительным зрелищем видеть, как все классы общества и все возрасты толпились вокруг этой старухи, которая не могла их видеть, но слышала всё, что они говорили. Когда она скончалась, ей недоставало всего несколько месяцев до ста лет[38], причем она сохранила все свои способности, кроме зрения и памяти о событиях второй половины её жизни; т. е. она помнила все подробности, касавшиеся Петра I, его Двора и роли, которую при нём играл её отец; помнила также почести, которые ей оказывали при Анне Иоанновне, происходившей от Салтыковых, как и она сама; помнила, как она, будучи в Париже, разговаривала с Людовиком XIV и гуляла в Версальских садах с этим королем и с г-жей Мэнтенон; помнила свою жизнь в Берлине и в Вене, а также на границах Камчатки. Но всё, что произошло со времени её возвращения оттуда и даже то, что было накануне, она забывала».
Дочери Гаврилы Ивановича Головкина сделали блестящие партии, как это можно было ожидать от высокого положения их отца, но несчастье коснулось их не менее их братьев.
Наталия Гавриловна (1689–1726) вышла замуж за генерала-аншефа Ивана Федоровича Барятинского[39].
Анна Гавриловна[40] вышла замуж за графа Павла Ивановича Ягужинского. «Сын школьного учителя и органиста лютеранского прихода в Москве, Ягужинский начал свою карьеру чистильщиком сапог, соединяя это занятие с другими, о которых приличие не позволяет говорить, — пишет Вебер, — и кончил свою жизнь генерал-прокурором, генерал-аншефом, министром и графом»[41]. Карьера — великолепная и сам он, по-видимому, не был настолько дурным, чтобы внушить своей жене отвращение к браку, ибо, спустя несколько лет по смерти Ягужинского, его вдова вторично вышла замуж за Михаила Петровича Бестужева, брата канцлера Алексея Петровича. Высокое происхождение Анны Гавриловны и важные должности, которые занимали Бестужевы[42], не спасли ее от ужасной участи. Замешанная без всякой вины с её стороны в известное «дело Ботта», она в числе многих других обвиняемых, из коих нашего сочувствия, главным образом, заслуживает прелестная Наталия Лопухина, была обречена на все ужасы пытки. Последнее действие этой драмы разыгралось на эшафоте и в Сибири, и сопровождалось кнутом, обрезанием языка и бесконечными страданиями.
Сестра Анны Гавриловны, Анастасия Головкина, была избавлена от ужасных несчастий, постигших Анну Бестужеву. Но была ли она счастлива в своей супружеской жизни?[43]. Можно ли говорить о счастье с таким мужем, как фельдмаршал Никита Юрьевич, Трубецкой, который положил все свои старания на то, чтобы погубить своего шурина, вице-канцлера Михаила Головкина, и воспользоваться его несчастьем! Его интересный дневник дает понятие о его черством, скупом и честолюбивом характере[44].
Но, умирая, он раскаялся в своих многочисленных злодеяниях и даже, послав за вдовой Михаила Головкина, бросился к её ногам и, вырывая на себе волосы, воскликнул: «Сестра, простите меня, ваше несчастье в значительной степени было делом моих рук! Моя совесть меня мучит, и я чувствую, что если вы меня не простите, меня на том свете ждут ужасные муки»[45]. Она его простила и в течение всей своей последующей жизни служила панихиды об упокоении его души.
37
Никита Юрьевич Трубецкой (1699–1767 г.), муж Анастасии Головкиной, сестры Михаила Гавриловича.
38
Граф Федор ошибается. Она жила всего девяносто лет (1701–1791 г.). Отец Павла Карабанова, напротив, рассказывал, что старуха внушала отвращение, главным образом потому, что у нее изо рта постоянно текли слюни и что она набивала себе нос табаком.
39
Это был не глупый человек, но пошлый царедворец. Он часто говаривал: «Кланяйтесь низко и вы поднимитесь высоко» (Долгоруков,
40
Анна Гавриловна Головкина была одной из самых умных и привлекательных женщин своего времени. Некрасивая и рябая вследствие оспы, она, однако, была высокого роста, стройна, очень изящна и грациозна во всех своих манерах (см. Долгоруков
42
Граф Михаил Петрович Бестужев, назначенный русским посланником в Берлине и вскоре после этого переведенный на ту же должность в Дрезден, имел не только подлость отречься от своей несчастной жены, но даже не ходатайствовал о смягчении её участи. Уже шестидесятилетним стариком он в марте 1749 г. вторично женился на г-же Гаугвитц, вдове обер-мундшенка саксонского двора. См. Долгоруков,
43
Скандальная хроника того времени утверждает, что у неё было, если не несколько, то, во всяком случае, один утешитель: «С ведома и на глазах своего мужа она имела связь с фаворитом Петра II, князем Иваном Долгоруковым, который оскорблял честь Трубецкого, как публично, так и в его собственном доме. Однажды под влиянием выпивки князь Иван на дому у Трубецкого, хотел выбросить самого хозяина в окно, но ему помешал Степан Лопухин», (Долгоруков,
45
См. Карабанов, Статс-дамы и фрейлины при русском Дворе (