Бернэм и Миллет были одними из немногих строителей выставки, еще остававшихся в живых. А сколько их соратников уже ушло из жизни… Олмстед и Кодмэн, Макким, Хант. Таинственным образом исчез Артвуд. Не говоря о первой потере, которую Бернэму и сейчас трудно было осознать. Скоро вообще не останется ни одного из тех, кто видел выставку своими глазами.
Кто еще остался в живых из главных строителей, кроме Миллета? Только Луис Салливан [22]: озлобленный, с постоянным перегаром, негодовавший, когда это замечали, он в то же время не гнушался заглядывать в контору Бернэма перехватить в долг деньжат либо продать картину или карандашный эскиз.
Фрэнк Миллет, по крайней мере, все еще производил впечатление здорового и сильного человека, брызжущего простым добрым юмором, которым он так успешно скрашивал долгие ночи во время строительства выставки.
Вернулся стюард с изменившимся взглядом. Он извинился и сказал, что все еще так и не смог отправить послание. На этот раз у него хотя бы было объяснение. Корабль, на котором плыл Миллет, потерпел крушение. Он сказал, что «Олимпик» в данный момент идет на максимальной скорости на север, чтобы оказать помощь судну, терпящему бедствие. Капитану дан приказ принять на борт пострадавших пассажиров и оказать им помощь. Больше он ничего не узнал.
Бернэм пошевелил ногой, вздрогнул и стал ждать дальнейших известий. Он надеялся на то, что, когда «Олимпик» наконец-то достигнет места, где находится терпящий бедствие пароход, он разыщет Миллета и услышит от него, что за непонятная история могла произойти с таким судном во время рейса. В тиши каюты Бернэм открыл свой дневник.
В эту ночь он вновь мысленно, с еще большей ясностью увидел перед собой выставку.
Часть I. Застывшая музыка
Чикаго, 1890–1891
Черный город
Пропа́сть было легче легкого.
До тысячи поездов ежедневно прибывали и убывали из Чикаго. Многие из этих поездов привозили одиноких молодых женщин, никогда до этого не имевших понятия о городе, но надеявшихся обрести свой дом в этом одном из самых крупных и густо населенных городов. Джейн Аддамс, одна из основательниц чикагского Дома Халла [23], писала: «Никогда прежде цивилизация не сталкивалась с тем, чтобы такое количество молодых девушек, внезапно выскользнувших из-под защиты своих семей, отважились без всякого присмотра ходить по городским улицам и работать под крышей практически незнакомых им людей». Эти женщины искали работу машинисток, стенографисток, швей и вязальщиц. Нанимавшие их на работу мужчины были по большей части добропорядочными гражданами, заботившимися об эффективности и прибыльности своего бизнеса. Но так бывало не всегда. 30 марта 1890 года сотрудник Первого национального банка поместил в разделе «Обращения об оказании помощи» газеты «Чикаго трибюн» предостережение, обращенное к женщинам-стенографисткам, информирующее их о «нашем серьезном опасении, что ни один бизнесмен с репутацией безупречно честного человека – если, конечно, он не страдает от старческого слабоумия, – не поместит рекламного объявления о том, что ему необходима стенографистка-блондинка красивой внешности и без родственников в этом городе и что для начала переговоров она может прислать свою фотографию. Во всех рекламных объявлениях подобного рода при первом же прочтении просматриваются откровенная вульгарность и пошлость, а поэтому мы настоятельно рекомендуем девушкам ради их же собственной безопасности не отвечать на такие непристойные приглашения».
Женщины, идя на работу по улицам, вынуждены были проходить мимо баров, игорных домов и притонов. Пышно расцветающие пороки прикрывались официально невинными вывесками. «Номера и спальни, в которых жили порядочные люди (как это имеет место сейчас), были исключительно тихими и спокойными местами, – впоследствии писал Бен Хетч [24], пытаясь объяснить эту устойчивую особенность старого Чикаго. – Их обитатели испытывали своего рода удовольствие, зная, что за их окнами дьявол все еще резвится и творит свои дьявольские дела в дыму и пламени горящей серы». Макс Вебер [25] в одном из своих высказываний, практически полностью соглашаясь с Хетчем, уподоблял этот город «человеку, с которого содрали кожу».
22
23
24
25