Её улыбка была просто очаровательна, и Флетчер не мог ей воспротивиться. Он бросил взгляд на Сент-Карра, который выглядел встревоженным, но нетерпеливым. Затем наставник поклонился и произнёс на своём ломаном миланском:
- Спасибо, маркеза. Вы очень добры, и мы очень благодарны.
- Но я надеюсь, вы не против жить вдвоём, - ответила та. – У меня только одна комната.
- Вовсе нет, - уверил Флетчер.
- Тогда я пошлю слугу за вашими вещами, - предложила маркеза. – Вы уже ужинали? У нас ужин сегодня поздно.
- Да, мы поужинали, - ответил Флетчер, - и не знали, что вы – ещё нет. Мы отправимся в деревню сейчас, а вернёмся к вечеру.
- Я буду с нетерпением ждать возможности поприветствовать моих новых гостей, - она протянула каждому свою руку, и в этот раз, Сент-Карр, покраснев как рак, осмелился поднести её к губам.
За ужином гостям виллы подавали озёрную рыбу миссолтит с горными трюфелями и крошечными луковицами, выращенными на берегу. Франческа почти ничего не ела, выглядела потрясённой и будто всё ещё не верившей, что Валериано ушёл, а она снова с Ринальдо. Певец покинул виллу на лодке, не увидевшись с ней.
Ринальдо же был в приподнятом настроении и раз за разом наполнял стакан вином – Джулиан даже понадеялся, что к концу вечера маркез будет не в состоянии досаждать своей жене. Карло и Беатриче смотрели на это с возрастающим отвращением. Джулиан не раз замечал, что хотя пили в Италии много, открытое опьянение презирали.
Грозил пойти дождь, так что после ужина все остались внутри. Донати сыграл на пианино, а Карло – читал импровизированные забавные стихи, хотя ни у кого не было настроя веселиться. Возвращение Гримани также не подняло собравшимся настроения. Комиссарио был раздражён тем, что Ринальдо расспрашивали без него, но поскольку маркез не знал ничего, что помогло бы вычислить Орфео, Гримани не спешил устраивать допрос. Но это было в лучшему – Ринальдо был на седьмом небе от счастья, а его буйная радость составляла гротескную противоположность подавленности всех остальных.
Прибытие Флетчера и Сент-Карра немного всех отвлекло. Маркеза сделала всё, чтобы принять их радушно. Джулиан с интересом за ней наблюдал. Беатриче медленно, но уверенно очаровывала Сент-Карра, осторожно льстя его самолюбию, чем постепенно вывела его из смущённого оцепенения, превратив его в беззастенчивое порабощение. Флетчера она и не пыталась взять кокетством. С ним маркеза взяла дружелюбный тон, без капли флирта, и серьёзно слушала его рассуждения о ботанике. Всё это время она не забывала и де ла Марка и поддерживала с ним игривую пикировку, чем раздражала Джулиана, не перестававшего убеждать себя, что интерес маркезы к этим троим вызвал лишь желанием отыскать Орфео.
Кестрель играл на пианино, когда увидел в дверях музыкальной Брокера. Чтобы не привлекать лишнего внимания он доиграл, а потом вышел и присоединился к камердинеру в Мраморном зале. За ним вышел МакГрегор. Занетти пересёк всю музыкальную, чтобы оказаться у дверей и подслушать.
Но Брокер знал, как его обхитрить. Он сказал:
- Павлины, что явились с Его Важностью, хотят побренчать, сэр, и дали мне скудо, чтобы я им помог.
- И что они принесли? – спросил Джулиан.
- Знать-не знаю, сэр. Я попытался их распотрошить, но они только зыркали и молчали, как рыбы. Бренчать будут только вам.
Джулиан задумался.
- Исчезни с ними в моей лачуге. Я уже запрягаю.
- Да, сэр, - Брокер ушёл.
- Что, чёрт возьми… - начал МакГрегор.
- Мой дорогой друг, - ответил Джулиан, беря его под руку и увлекая в музыкальную, - рассказывал ли я вам о том, как Россини приезжал в Лондон в прошлом году, и мне довелось услышать его дуэт с королём?
Они прошли мимо Занетти, что посмотрел на них с открытым ртом и до смешного непонимающим выражением лица. Вскоре, убедившись, что секретарь принялся шпионить за Флетчером и Сент-Карром, Джулиан с доктором ускользнули наверх.
- Теперь ты объяснишь, что это был за вздор, который вы с Брокером говорили? – потребовал МакГрегор.
- Он сказал, что лакеи маркеза Ринальдо хотят поговорить со мной и дали ему скудо, чтобы он устроил встречу. Я спросил, о чём будет разговор, а Брокер пояснил – они осторожничают и будут говорить только со мной. Я велел отвести их в мою комнату и сказал, что скоро присоединюсь.
- Я и не знал, что ты научился так болтать на этом жаргоне.
- Иногда такое бывает полезно, - с улыбкой ответил Джулиан. – Я думаю, Занетти будут полночи листать словарь английского, но всё равно ничего не поймёт[74].
Они дошли до своей комнаты. Внутри уже ждал Брокер с парой лакеев, который Джулиан заметил ещё днём. Они уже счистили дорожную пыль с огненно-красных сюртуков и надели чистые чулки из белого шёлка и щедро напудренные парики. Это были рослые и крепкие мужчины с широкими плечами и мощными икрами, что всегда ценятся у лакеев. Одному, с румяным лицом и круглыми, яркими глазами, было немного за двадцать; второй был старше лет на пять и приметен болезненным цветом лица и острым подбородком; его чёрные глаза настороженно сузились. Она уважительно поклонились Джулиану. Младший открыл рот, но старший тут же остановил его резким движением головы.
74
Брокер называет лакеев «rainbows» («радуги»), видимо за яркие ливреи – естественным аналогом презрительного обозначения кого-то важного и разряженного стал «павлин». Маркеза Ринальдо он титулует «His Nibs», насмешливым жаргонизмом, пародирующим обращения вроде «His Lordship» или «His Excellency». Лакеи хотят «cut whinds», от «whinds» – «слово» на воровском арго. Скудо и в оригинале было «scudo».