- Я заплачу тебе за месяц, - пообещал он, - и если ты скажешь, куда пойдёшь, помогу найти новое место.
- Спасибо, маэстро, - пробормотал Тонио.
- Вон с глаз моих! – крикнул маркез. Тонио как ветром сдуло.
- Быть может, мне пойти за ним, ваше сиятельство? – предложил Маттео, - он может снова столкнуться с синьором Орфео и…
- Да, да, я понимаю. Иди. Нет, стой… Мне нужно сперва кое-что тебе сказать. Быть может, ты слышал от Лючии, что сегодня я остаюсь на ночь на вилле. Я даю тебе свободный вечер. Можешь провести его в замке с дочерью.
Донати с дурным предчувствием покачал головой. Значит на вилле останутся только он, Лодовико и Орфео – не слишком дружная компания, особенно после того, что произошло сегодня.
Маттео и Лючия поблагодарили маркеза и направились на виллу. Донати почти позабыл, что девушка тоже здесь. За всю сцену она не сказала ни слова. Он гадал, что она вообще думает о произошедшем.
- Итак, маэстро? – спросил Лодовико. – Продолжим нашу прогулку или вернёмся на виллу?
Донати не был удивлён весёлым тоном маркеза. Если Лодовико удавалось настоять на своём, он забывал всякую вражду.
- Я бы предпочёл вернуться на виллу, если вы не возражаете, синьор маркез. Произошедшее меня утомило.
- Конечно, маэстро. Сюда, - Лодовико снова предложил руку. Пока они шли по дорожке, маркез говорил:
- Понимаете, мой соловей стал только лучше от того, что его крылья чуть подрезали. В глубине души это разумный молодой человек, который знает, с какой стороны у хлеба масло. Вот увидите, он больше не будет со мной так дерзок.
Донати на отвечал.
«Почему? – спрашивал он себя. – Почему Орфео остался?»
Он не боялся Лодовико – композитор бы в этом уверен. Он просчитал, что остаться сейчас лучше, но почему? Покровительство? Деньги? Какие-то ещё причины, что ускользнули от Донати? Как бы то ни было, композитор понимал, что это подчинение дорого ему стоило. И внезапно он понял, что в столкновении между могущественным патрицием и нищим певцом именно Лодовико Мальвецци стоило опасаться за себя.
Глава 5
На виллу вернулось неверное спокойствие. Маркез поехал в замок на обед. Орфео переоделся, а о его разбитой губе позаботилась Лючия. Он ничего не сказал об изгнании Тонио, но Донати подумал, что певец вряд ли опечален этим.
Композитор был рад избавиться от ученика, но теперь у него не было камердинера и секретаря – не было его «глаз». Маркез пообещал завтра прислать слугу из замка, но что делать теперь?
- Орфео поможет вам, - сказал маркез, но Донати решил, что Орфео хватило унижений и без необходимости быть прислугой собственному учителю пения. Но проблема решилась сама собой – Орфео занял место Тонио, не дожидаясь просьбы.
Вечером маркез вернулся с саквояжем, оставив лошадь в «Соловье». Лючия подготовила для хозяина самую большую и роскошную спальню из семи имеющихся на вилле. Он, Донати и Орфео занимали передние комнаты на втором этаже, откуда открывался вид на террасу и озеро. Комнаты Донати и Лодовико располагались по бокам от главной лестницы, а Орфео жил напротив своего наставника.
Маркез сам принёс саквояж в свою комнату и не позволил Лючии распаковать его. Лодовико, Орфео и Донати пережили неловкий ужин. В шесть вечера начинались вечерние уроки. Орфео пел не хуже, чем обычно, но Донати заметил, чего стоили ему эти усилия. Когда учитель спросил, певец неохотно признал, что разбитая губа открылась и обильно кровоточит.
- Ты должен был сказать мне сразу, - сурово упрекнул Донати. – Как я могу учить тебя, если не знаю о таком препятствии?
- Простите, маэстро. Но если бы я был на сцене, я бы не мог пожаловаться никому. Я должен был бы продолжать петь, как могу.
Донати хотел возразить, что урок – это не выступление. Но потом решил дать этому спору утихнуть, потому что понимал, что юноша скорее позволит себе захлебнуться в собственной крови, чем пожалуется на боль и сложности в присутствии маркеза.
Вечером Маттео и Лючия ушли в замок. Лодовико ходил по музыкальной взад и вперёд в непонятном для Донати возбуждении. Орфео играл на пианино и пел для себя. Донати не позволял ему практиковаться во всю мощь голоса больше двух часов в день, но петь вполголоса дозволялось, чтобы отработать экспрессию и выражение. Он исполнял одну старую и любимую учителем песню:
- Тебе обязательно продолжать петь что-то столь унылое? – недовольно спросил Лодовико. – Ты не можешь исполнить что-нибудь весёлое?
12
Речь идёт о песне «Son tutta duolo». В книге она приведена на английском («I am all sorrow, / I have only cares, / A cruel pain is killing me. / For me, the stars, fate, the gods, Heaven are nothing but tyrants»), но предполагается, что Орфео поёт на итальянском, т. е. на понятном Лодовико и Донати, а на языке Шекспира она тут приведена лишь для того, чтобы её смысл был ясен читателю. Соответственно, в переводе она должна быть озвучена на русском. Вменяемого перевода я не нашёл, поэтому пришлось что-то сообразить самому. Поскольку моё творение идеально соответствует английскому варианту в вопросах отсутствия склада, лада и рифмы, я считаю, что справился. Возможно, если зачитывать это под музыку и нараспев, то это даже будет похоже на песню.