- Я думал, маркеза, о том, как вас тронули словами маэстро Донати о голосе Орфео.
- Почему бы им меня не тронуть? – легко возразила она. – Вы думаете я выточена из камня?
- Для вас, маркеза, камень – слишком земной материал.
Но всё же он не верил, что эта женщина из тех, что легко плачут, – в ней правила голова, а не сердце. Кем же был для неё Орфео, если удостоился её слёз?
Глава 13
Джулиан пошёл на уступки своей простуде и провёл весь вечер в гостинице. Брокер рассказал ему всё, что узнал от слуг Каза-Мальвецци. Он быстро подружился с ними и понял, что их всех интересует убийство былого хозяина. Некоторые служили в замке на озере ещё тогда, но никто не видел Орфео. Маркез приказал всем держаться подальше от виллы, и никто не рискнул ослушаться. Странное дело, прислуга будто бы побаивалась Лодовико, но любила его. Маркез не терпел непочтительности, но был щедр с теми, кто хорошо ему служит. Он мог навредить своим людям, но он и защищал их. Всякий, кто носит герб Мальвецци, мог свободно чувствовать себя в Милане – даже австрийские солдаты уважали ливреи со змеем и мечом. А ещё слуги явно не испытывали такого же уважения к новому господину. Джулиан немного сочувствовал Ринальдо. Как он мог надеяться стать вторым Лодовико?
На следующий день Кестрель получил письмо от маркезы, которое сообщало, что граф Раверси ожидает его к четырём. Он должным образом прибыл в palazz Раверси на Контрада-ди-Сан-Маурилло. Эта резиденция уступала Каза-Мальвецци размерами и роскошью. Внешние стены были окрашены тусклой жёлтой охрой, а ставни на окнах оказались длинными и серыми. Дом пребывал в небрежении – в нём осыпалась краска и позолота, а фамильные портреты покрывала зловещая патина копоти. Слуга, что провёл Джулиана в гостиную Раверси, с трудом нашёл для гостя стул, у которого сохранились все четыре ножки и немного обивки.
Сам Раверси будто сошёл с картины Эль Греко. Это был очень бледный мужчина с длинными, худыми руками и лихорадочным блеском в тёмных глазах. Его прямые чёрные волосы тяжёлыми, неопрятными локонами обрамляли лицо. Граф сидел за покрытым царапинами письменным столом, заваленным бумагами. На стене над головой Раверси висело жуткое, окровавленное распятие.
- Сейчас легко говорить о том, как нужно было расследовать убийство, - сказал он. – Никто не понимает положения, в котором побывал я и всех опасностей, которым нам грозили. Ломбардия кишела предателями, стремившимися погрузить её в беззаконие. Аресты показали, как широко распространилась эта зараза. Карбонарии были повсюду – среди знати, среди крестьян, даже среди духовенства. Я всем сердцем сожалею, что Орфео бежал, но не могу сожалеть о мерах, что я принял, дабы это убийство не стало сигналом к выступлению. Если людям хочется кого-то обвинить, пусть это буду я. Я знаю, что сделал всё правильно. Мне достаточно и этого.
Он поднял глаза на распятие и посмотрел на него с доверием, что странно тронуло Джулиана. Одобрение, что граф выказывал тем арестам, было отталкивающим, но в нём чувствовалась искренность, достойная лучшего дела.
- Вы считаете, что Орфео был карбонарием? – спросил Джулиан.
- В этом нет сомнений. Иначе зачем ему убивать моего бедного друга? Он ничего не украл и ничего не выиграл от своего преступления. Тайна его имени, его передвижений, совпадение убийства Лодовико и революции в Пьемонте – все выдаёт в нем радикала.
- Но он был иностранцем.
- Карбонарии есть везде, синьор Кестрель. У них свои ложи в Париже и Лондоне, последователи в Испании, Греции, России и германских княжествах. Один негодяй по имени Буонаротти живёт за границей и вербует молодых людей, подобных Орфео, по всей Европе. Он руководит сектой, что называется «Искренними друзьями» – нечестивцев и негодяев, что замышляют уничтожить правительство, отказаться от религии и упразднить частную собственность[34].
- А какие ещё существуют секты карбонариев?
Глаза Раверси полыхнули, как у всякого человека, готового оседлать своего конька.
- Первые карбонарии появились в Неаполе. Некоторые были углежогами – отсюда и взялось их название[35] – но многие оставались разбойниками и головорезами, промышлявшими в тех краях. Изначально они хотели изгнать Бонапарта из Италии, а потом обратились против своего законного правительства и потребовали установить республику. Образованные люди, которым стоило бы понимать всю опасность, присоединялись к ним. Карбонарием может оказаться кто угодно – ваш слуга, ваша любовница, ваш друг.
34
Раверси говорит о Филиппо Буонаротти (1761-1837) – итальянском и французском революционере.