Джулиан посмотрел на маркезу и получил в ответ слабую, непроницаемую улыбку. Она не смутилась ни на йоту. Хотел бы он сказать то же о себе.
- Кто это?
- Майор де Гонкур, мой первый муж.
- Я и не знал, что вы были замужем прежде.
- Теперь я об этом не говорю. Он был наполеоновским офицером. Он приехал в Милан и влюбился в меня, а отец не упустил возможности сблизиться с французами. Наполеон удерживал Милан так долго, что даже патриции, вроде моего отца, постепенно смирились с его правлением. Конечно, Лодовико, что был близким другом моего отца, резко возражал против такого брака.
- По политическим или личным причинам?
- О, тогда – только по политическим. Для него я была почти ребёнком. Даже если бы он влюбился в меня, его жена Изотта, была ещё жива, а он никогда бы не помыслил соблазнить меня до того, как я выйду замуж. Нет, он просто ненавидел французов и всё, за что они выступали. Но мой отец принял твёрдое решение, и на мой восемнадцатый день рождения я стала мадам де Гонкур.
Джулиан снова посмотрел на майора. Тот был очень красив – по крайней мере, художник передал его таким. Он не выглядел достаточно зрелым, чтобы командовать полком, но в Grande Armée[47] многие молодые люди делали стремительную карьеру.
- Вы любили его, - сказал Джулиан.
- Как вы романтичны. Он мне нравился. И он любил меня, хотя был и кое-кто, кого он любил больше.
- Кто же это?
- Его император. Филипп был не из тех аристократов, что делали вид, будто приняли Наполеона, а втайне его презирали. Он поклонился Наполеону. Он ничего не хотел кроме как умереть за него, и это желание исполнилось. Его убили при Ватерлоо.
- Мне жаль, - сказал Джулиан, и после паузы продолжил. – А как вы вышли за Лодовико?
- Когда Филипп погиб, я вернулась в Милан и увидела, что отец отчаянно пытается завести дружбу с австрийцами. Мой французский брак был для него ужасным препятствием. Сперва он меня прятал – даже пытался убедить меня носить вуаль. Потом он увидел, как австрийские офицеры кружат вокруг его дочери и стал подталкивать меня к новому браку. Я увидела, что он хочет навязать мне австрийского мужа, как уже навязал французского. Мне нравился Филипп, но я не думала, что хочу ещё одного замужества за иностранцем. В этот раз я решила выбрать сама.
У меня было довольно поклонников, но никто не заговаривал о браке. Я ведь была бедна. Филипп отдал всё, что у него было, во имя своего императора, а отец не стал бы ничего для меня делать, выйди я не неугодного ему. Но я была вдовой и могла завести любовника, который мне нравится. Когда я вернулась из Франции, Лодовико ясно дал понять, что уже не видит во мне ребёнка. Он хотел меня; мне он нравился, и мне нужен был защитник. Очень просто. Через несколько месяцев Изотта умерла, и Лодовико сделал меня своей женой. Это было очень щедро. У него не было никаких причин делать любовницу супругой.
Джулиана тронула эта история – и более всего, то, как буднично маркеза её рассказала. Он почувствовал, как одинока эта женщина – циничный страж собственного уязвимого сердца, следящий, дабы никто не смог пробудить в нём нежность или доверие. Всегда ли она была так осторожна? Или это принёс горький опыт?
- Почему вы всё ещё носите портрет Гонкура на руке? – спросил он.
- Потому что это лучше, чем носить его у сердца? – но увидев, как он серьёзен, маркеза продолжила более мягко. – Филипп подарил мне этот браслет вскоре после брака. Он часто бывал в походах и хотел, чтобы его портрет всегда был у меня, чтобы я не забыла его в разлуке. Я думаю, он бы хотел, чтобы я и дальше носила его, - она протянула правую руку ладонью вверх. – Вы не наденете его мне?
Кестрель повиновался. Когда он застегивал браслет, в комнату вошёл МакГрегор. Он замер на пороге немного сконфуженный, увидев, как Джулиан держит маркезу за руку.
Но та поднялась, совершенно спокойная.
- Спасибо, синьор Кестрель. Я думаю, теперь застёжка держится. Добрый вечер, синьор Dottor. Позвольте оставить вас с синьором Кестрелем. Я надолго оставила без внимания других гостей.
Она выпорхнула прочь. МакГрегор посмотрел женщине вслед в некотором замешательстве.
- Практикуешь новый вид допроса? – едко спросил он у Джулиана.
- Я просто помогал даме, у которой расстегнулся браслет, - Джулиан сел за пианино и снова начал «Аппассионату», - Я уже допросил её.