- Тогда? – переспросил Джулиан. – Не сейчас?
- Сейчас прошло много времени, - осторожно сказала она. – Я смирилась с тем, что никогда их не увижу. Это часть такой далёкой жизни, что мне кажется, будто её жила какая-то другая женщина.
- Должно быть, это стало облегчением, - заметил Кестрель, - перестать скучать по ним.
Она бросила на него быстрый взгляд, и в её глазах было такое горе, что у Джулиана защемило сердце.
- Мне жаль, - он накрыл её руки своими. – Я хочу знать ваши истинные чувства. Почему вы пытаетесь прятать их?
- Теперь я всегда прячу их. Но это не имеет отношения к делу, которым занимаетесь вы. Я не хочу, чтобы Пьетро знал, сколько это для меня значит. Я годами убеждала его, что оправилась от этой потери. Пожалуйста, не выдавайте меня. Я не знаю, что он сделает, если поймёт, как с скорблю о моих дорогих детях… И как всегда буду скорбеть!
- Я ничего никому не скажу, если расследование не потребует этого. Но сейчас я не могу представить, почему оно может этого потребовать.
- Мы закончили? – с надеждой спросила она.
- Ещё нет. Я должен спросить вас о той ночи четырнадцатого марта – когда Лодовико Мальвецци убили. Где вы тогда были?
- Дома… на вилле, где остановились мы с Пьетро.
Она задержала дыхание, готовясь к следующему вопросу. Но Джулиан лишь выжидающе смотрел на неё, подняв брови. Он знал по опыту, что это заставляет человека говорить дальше куда лучше, чем расспросы. Разумеется, Франческа не могла молчать:
- Я легла в постель… Я не помню, когда, но, наверное, ещё до полуночи. Пьетро… он выехал на лошади. Он не мог уснуть. Когда он пел в опере, он бывал на ногах всю ночь – сначала на сцене, потому в кафе или на праздниках. Иногда он не мог заснуть так рано, как я, и тогда шёл гулять или ездить верхом или тихо играл музыку, чтобы беспокоить меня. Та ночь была такой, - её лицо просветлело. – Но я помню, что прошлой ночью он тоже выезжал, так что в ночь убийства не было ничего необычного.
«Вот это чрезвычайно интересно», - подумал Джулиан. Потому что кто бы не убил Лодовико, он был в Кастелло-Мальвецци в прошлую ночь, чтобы оставить посылку в перчаткой и запиской, назначающей встречу в беседке. Отъезды Валериано в эти важные ночи требовали ещё одного вопроса:
- Когда он выезжал, вы оставались одни?
- Конечно, - она произнесла это как любая жена, чья верность поставлена под сомнение. – А с кем я могла быть, когда Пьетро уезжал?
- Я не имел в виду ничего недостойного. Я лишь предположил, что ваша камеристка могла оставаться с вами.
- Нет, она спала наверху.
- Вы когда-нибудь видели дамскую оперную перчатку, украшенную зелёными листьями мирта, вышитыми шёлком, и рубиновым сердцем, что пронзено бриллиантовой булавкой?
- Нет, - она была озадачена.
- Вы не знаете никого, кто мог быть носить такую?
- Нет. Почему вы спрашиваете?
- Кто-то доставил такую перчатку маркезу Мальвецци в ночь перед убийством. Вместе с ней была записка, угрожающая раскрыть некую правду о владелице перчатке, если маркез не придёт в беседку следующей ночью на встречу.
- Как странно.
- Да. В ночь, когда маркеза убили, вы покидали свою виллу?
Её лицо запылало.
- Я… да… Я… Я выходила. Это было поздно… после полуночи… около двух часов. Я проснулась и увидела, что Пьетро ещё не вернулся. Я обеспокоилась. Я накинула шаль и спустилась вниз. Его не было на вилле. Я оделась, взяла фонарь и вышла, крича его имя и осматривая окрестности.
- Вы не разбудили слуг?
- Нет. Я была глупа. Я не подумала. Я испугалась и хотела найти его. Они проснулись, когда услышали, как я зову Пьетро и пришли узнать, в чём дело.
- Почему вы так боялись за него? Вы говорили, что это была обычная ночная прогулка.
- Но обычно он возвращался раньше. И он не знает окрестностей. Он мог упасть с лошади или… я не знаю.
- Он падал с лошади прежде?
- Я так не думаю, - признала она.
- Вам не приходило в голову, что синьор Валериано может поехать к маркезу Мальвецци в надежде убедить его смягчиться?
- Нет! Зачем ему делать это? Лодовико ненавидел меня из-за него. Почему он бы стал к нему прислушиваться?
- Тогда синьор Валериано мог бы поссориться с ним, вызвать на дуэль…
- Он не убивал его! Он никогда бы этого не сделал! Он честен и чист. Убить должен был тот певец.
- A propos[56], об Орфео. Вы не можете предположить, кем он мог быть?
- Я ничего не знаю о нём. Я знала, что Лодовико часто заводил друзей-певцов. Так познакомились я и Пьетро.
- Давайте вернёмся к ночи убийства. Синьор Валериано всё же вернулся?
- Да, вскоре после того, как я пошла его искать. Он был очень расстроен, когда нашёл меня снаружи, – я думаю, он подумал, что я могу простудиться. Было сыро и ветрено, моё платье промокло, а туфли были все в грязи.