Хао в ответ только поджал губы.
Гости загрузили своё оборудование в машину и связались по радио с лагерем на горе Доброго Жребия, а Хао почтительно отошёл в сторонку.
– Переберёмся на высоту, – сказал полковник.
– Правильно. Там безопаснее, – согласился Хао.
Через несколько минут прибыл патруль из трёх джипов с множеством солдат, и автоколонна с рёвом укатила в ночь.
Хао пробрался в классную комнату и ощупал стену в поисках гвоздя. Разделся, повесил рубашку и брюки, развернул руками циновку, раскатал два метра холстины, чтобы укрыться от комаров. Учитель в храме услышал из-за стены его копошение и пожелал спокойной ночи. Хао негромко ответил и в кромешной темноте растянулся на постели в шортах и майке.
Что же до этого полковника – Хао ещё ни разу не видел его в форме. Это казалось вполне логичным. Порой все американцы представлялись ему гражданскими лицами, хотя из американцев за всю свою жизнь он сталкивался только с государственными служащими, военными да парой миссионеров. Точно так же он привык думать об американцах как о ковбоях. Отвага молоденького солдата его прямо-таки потрясла. Может, и хорошо, что они пришли во Вьетнам?
Но даже через стену он чувствовал, как учитель злится на себя за то, что связался с полковником. Американцы притягивают, восхищают, но в конечном итоге они – всего лишь очередная орда иноземных кукловодов. Занавес опускается за французами, потом поднимается, и вот теперь на сцене уже другое кукольное представление – на сей раз американское. Но кончилось время рабов и безвольных марионеток! Тысяча лет под игом Китая, потом времена французского господства – все они миновали. Отныне начинается свобода.
Хао тихонько обратился к учителю. Пожелал ему добрых снов. Самому же ему не спалось. Всё нутро пронизывал жгучий страх. Что, если из тьмы выкатится вдруг новая граната? Стараясь уловить шаги возможных убийц, он слушал, как живут своей жестокой жизнью джунгли, слушал многоголосый гул насекомых – столь же громкий, как шум города в полдень. На всём лежало проклятие. Жена больна, племянник мёртв, а войнам никогда не будет конца. Хао нашарил ногами сандалии, вышел к колодцу, впотьмах напился воды из жестянки и немного успокоился. Ничто ему не навредит! Он пожил всласть, познал любовь, видел много добра от мира. Счастливая жизнь!
Вкатив в храм снаряд, Чунг повернул назад, как можно тише миновал ряд хижин и выбежал на лесную тропу. Лишь через несколько метров замедлил шаг и прислушался. Голоса, какая-то возня. Однако взрыва не было.
Минута… две минуты… Если взрыв и прогремел, он мог не заметить его из-за биения собственного пульса в ушах.
Так Чунг стоял посреди узкой колеи, обхватив себя руками за туловище – как бы капля за каплей выжимая из себя горе. Он не ожидал, что рядом с американцами будут сидеть эти дураки. А не плакал он уже долгие годы.
Если бы я их и в самом деле убил, тогда, может, и плакал бы меньше.
Чунг выплакался, и ему полегчало. Как там говорят старухи: «Орошай слезами землю, гуще будет урожай». В молодости он плакал немало и по множеству причин. Но с тех пор – практически ни разу.
Двинулся дальше по тропе. В Сайгоне ему дали только одну гранату – вот эту. Что ж.
Ему велели ждать американца из гражданских, который привёз кинопроектор. Дали конкретную цель. Он как-то не спросил, почему бы тогда не послать хорошего стрелка с винтовкой. Догадывался, что гибель американца задумывали списать на несчастный случай.
Пришлось срезать путь и спуститься к ручью, чтобы обойти хутор, где жили не в меру брехливые собаки. Идя вниз по течению, он добрался до дома главы местной парторганизации. Жильцы спали. В крохотном огородике позади дома он присел на корточки, привалился копчиком к стволу дерева и зарылся лицом в колени. Отдых длился два часа.
Чунг не знал, зачем попросил своего старого друга Хао о пожертвованиях. Вступать в какие бы то ни было контакты указаний ему не давали. Впрочем, вряд ли имело смысл копаться в собственных побуждениях.
Сразу же после второго крика петуха Чунг разбудил парторга и сообщил о своём провале. Ему вручили китайский автомат «Тип-56», две обоймы по тридцать патронов в каждой и приказали возвращаться в лагерь у реки Ванкодонг, где из разношерстного сброда формировался «потерянный отряд» партизан из секты хоахао[2]. Они объявили себя готовыми к передислокации и идеологической обработке.
– С ними были какие-то трудности? – спросил он парторга.
– Им никто не навредил. Ты не встретишь никакого сопротивления.
– Ладно. Держите оружие наготове. Только дайте мне фонарик.
2