Я понял, что настала минута вытащить на свет божий побитую молью добрую старую любовь.
– Моя кузина Анджела совсем не дурна, – сказал я тоном умудренного жизнью старшего брата. – Если честно, она вполне достойная девица. Я надеялся, что вы с ней… И знаю, тетя Далия тоже надеялась.
Таппи презрительно усмехнулся, от чего короста у него на лице пошла трещинами.
– Анджела! – рявкнул он. – Не напоминай мне о ней. Если хочешь знать, твоя Анджела – это «тряпки, кость и пучок волос»[156] и вдобавок божья кара, какую во всей Англии не сыщешь. Она меня выставила. Да-да, выставила. Только за то, что я посмел чистосердечно высказаться насчет кошмарной кастрюли, которую она имела глупость выдавать за шляпку. Она в ней была вылитый китайский мопс, и я ей сказал, что она похожа на мопса. Думал, она придет в восторг от моей искренности, а она выставила меня вон. Тьфу!
– Неужели выставила?
– Как миленького, – сказал Таппи. – В четыре часа шестнадцать минут пополудни, во вторник, семнадцатого.
– Кстати, старик, – сказал я. – Я нашел телеграмму.
– Какую телеграмму?
– О которой я тебе говорил.
– А, ты о той телеграмме?
– Ну да.
– Ладно, давай сюда эту чертову телеграмму.
Я протянул ему листок и стал внимательно за ним наблюдать. Внезапно лицо его выразило крайнее замешательство. Я понял, что он потрясен. Потрясен до глубины души.
– Что-то важное? – спросил я.
– Берти, – начал Таппи голосом, дрожащим от волнения, – забудь все, что я говорил о твоей кузине Анджеле. Вычеркни из памяти. Выброси из головы. Считай, что я тебе ничего не говорил. Берти, Анджела – само совершенство. Ангел в человеческом облике, торжественно тебе заявляю. Берти, я должен вернуться в Лондон. Анджела больна.
– Больна?
– Высокая температура, бред. Телеграмма от твоей тетушки. Она хочет, чтобы я немедленно вернулся. Можно, я возьму твой автомобиль?
– Конечно.
– Спасибо, – бросил Таппи и умчался. Не прошло и минуты, как в комнату вошел Дживс, держа в руках поднос с тонизирующей жидкостью.
– Дживс, мистер Глоссоп уехал.
– Вот как, сэр?
– В Лондон.
– Да, сэр?
– На моем автомобиле. Чтобы навестить кузину Анджелу. В небесах снова сияет солнце, Дживс.
– Чрезвычайно отрадная новость, сэр.
Я бросил на него многозначительный взгляд:
– Послушайте, Дживс, это вы телефонировали мисс как-ее-там, что якобы нашли для нее ирландского спаниеля?
– Да, сэр.
– Я так и думал.
– Да, сэр?
– Да, Дживс. Едва мистер Глоссоп сказал мне, что этой собакоманке – чтобы ей пусто было! – телефонировали по поводу ирландского спаниеля, я сразу все понял. Узнал вашу руку, Дживс. Вы для меня – открытая книга. Признайтесь, ведь вы были уверены, что малахольная девица тут же рванет в Лондон?
– Да, сэр.
– И вы предвидели, как себя поведет Таппи. Его дама сердца не является на матч! Такого не потерпит ни один рыцарь.
– Да, сэр.
– Однако, Дживс…
– Сэр?
– Тут есть одна загвоздка. Что скажет мистер Глоссоп, когда увидит кузину Анджелу живую и здоровую?
– Эта сторона дела не ускользнула от моего внимания, сэр. Я взял на себя смелость телефонировать миссис Траверс и все ей объяснить. Миссис Траверс должным образом подготовится к приезду мистера Глоссопа.
– Дживс, – сказал я, – вы ничего не упустили из виду.
– Благодарю вас, сэр. Поскольку мистер Глоссоп отбыл, не пожелаете ли вы осушить этот стакан виски с содовой?
Я покачал головой:
– Нет, Дживс, только один человек этого достоин. Я говорю о вас. Вы честно заслужили глоток бодрящего напитка. Осушите стакан и шваркните им об пол на счастье.
– Очень вам благодарен, сэр.
– Ваше здоровье, Дживс!
– Ваше здоровье, сэр, если позволите.
156
…тряпки, кость и пучок волос… – цитата из стихотворения Р. Киплинга «Вампир» (1897) в переводе К. Симонова.