Являются ли герои романа прототипами автора и его возлюбленной? На наш взгляд, если Легар и имеет что-то общее с Голсуорси, то это лишь до крайности «сглаженный воспитанием» характер, что вообще свойственно многим англичанам. Стремление в любых ситуациях оставаться джентльменом и соответственно себя вести причинило немало вреда и самому писателю, но что поделаешь? Привычка — вторая натура. В остальном же Легар — явный антипод Голсуорси, характеру которого не были присущи эгоцентризм и рефлексия. Однако любовь к Джослин дается Жилю дорогой ценой, и, читая о его мучительных переживаниях, невольно начинаешь ему сочувствовать. Считается, что автор описывает в романе свой собственный «мильон терзаний», пытается понять причины своих душевных мук. Это помогает ему проникнуть в глубь эмоциональной сферы охваченного глубоким чувством человека, детально разобрать психологическую мотивацию поступков Жиля, описать каждое его душевное движение и вечную смену его настроений — переходы от отчаяния к надежде. В целом образ Жиля — полнокровный и цельный, несмотря на все противоречия натуры этого человека, — писателю, на наш взгляд, явно удался.
Интересен и образ героини романа. В Джослин критики и биографы Голсуорси видят портрет Ады, его будущей супруги. Джослин молода, красива, полна жизненных сил и составляет разительный контраст с тяжело больной женой Жиля. К тому же Джослин, в отличие от Ирмы, близка ему по духу. Оценивая ее характер, можно сделать вывод, что она неплохой человек; нельзя даже сказать, что она лишена способности к состраданию. Однако слишком часто Джослин оказывается глуха к переживаниям близкого ей человека; она органически не способна понять, что творится у него в душе. Создается странная ситуация: два любящих друг друга человека испытывают порознь душевные муки, но ни один из них не в состоянии помочь другому или хотя бы разделить с ним бремя его страданий. Между ними незримая стена непонимания… Каждый думает лишь о себе. В то же время все эти терзания и неудовлетворенность собственной жизнью толкают их друг к другу, ибо у кого еще искать им сочувствия?
Таковы взаимоотношения героев, и, быть может, чем-то похожи они на взаимоотношения Джона и Ады. Характер Джослин (Ады?) описан весьма ярко, без прикрас. «Голсуорси любил Аду, Жиль любил Джослин, но понравится ли такая героиня читателю? Не покажется ли она ему слишком жестокосердной и эгоистичной?» — вопрошает исследовательница творчества Голсуорси Кэтрин Дюпре[2]. И действительно, пе в этой ли откровенности, которую писатель мог посчитать излишней, кроется причина странной, необычной судьбы романа?
Рукопись его — «около 57 тысяч слов» — была 29 января 1898 года отправлена издателю Фишеру Анвину, выпустившему чуть больше года назад первую книгу Голсуорси «Под четырьмя ветрами». На этот раз писатель, уверенный в достоинствах романа, заявил, что «не намерен брать на себя какие-либо расходы». Анвин отказался «пускаться в рискованное предприятие», однако «рискнуть» решил другой издатель, молодой Джеральд Дакуорт. В 1898 году роман вышел в свет под прежним псевдонимом Голсуорси — Джон Синджон. Напечатано было всего 750 экземпляров, ставших впоследствии библиографической редкостью. Критика приняла роман без особого энтузиазма, хотя «Сатердей ревью» отметила, что он «выделяется из общего потока литературы» и что автору присущи «проницательность и юмор». Тираж книги разошелся, однако переиздания пе последовало. Более того, писатель обрек свой роман на забвение, запрещая переиздавать его в течение всей своей жизни. Это можно было бы понять, если бы произведение оказалось слабым и заслуживало бы столь критического отношения автора. Однако никто из тех, у кого была возможность познакомиться с романом, пе отзывался о нем, как о неудачном (исключение составляет, как пи странно, друг Голсуорси критик Эдуард Гарнет, мишенью критических стрел которого, кроме романа «Джослин», оказались лучшие книги писателя, такие, как «Собственник» и «Патриций»). По мнению Кэтрин Дюпре, многое в этой книге Голсуорси «можно по праву причислить к лучшим страницам его прозы»[3]. «Как первый роман писателя, он удачен, как первый роман автора с мировым именем — исключительно интересен, — отмечает исследовательница творчества Голсуорси. — Более того, Голсуорси разрешил печатать и переиздавать некоторые свои сочинения, которые мог бы с тем же успехом бросить в корзину»[4]. Оставив последний пренебрежительно-амбициозный пассаж на совести той, из-под чьего пера он вышел, согласимся с ней в главном: роман постигло забвение вовсе не из-за того, что он был неудачен. Вряд ли можно согласиться и с мнением Н. П. Михальской, считающей, что книга не переиздавалась потому, что «любовная драма романа „Джослин“ была лишена социальной, общественной значимости»[5]. Не «упрятал» же автор «в небытие», по выражению К. Дюпре, такие книги, как «Темный цветок» и «Сильнее смерти», социальное звучание которых не более громкое, чем романа «Джослин»! Да и не пора ли отечественному литературоведению перестать докапываться каждый раз до социальных корней любой книги, подобно тому как кадровик выясняет социальное происхождение каждого работника? Не достойнее ли было бы в данном случае отдать должное автору, написавшему глубоко психологический роман?
2