Сначала он попытался расставить в записке знаки препинания, потому что писавший ее человек специально не отделил слова друг от друга. Но поскольку в делах подобного рода тот не очень-то поднаторел, то неосознанно лепил знаки теснее именно в тех местах, где между ними должен был стоять пробел. Хорошо запомните это замечание, потому что оно свидетельствует о глубоком знании человеческой натуры. Итак, в записке оказалось пять таких мест, давших шесть самостоятельных смысловых звеньев:
Хорошее стекло в харчевне епископа в кресле дьявола
Сорок один градус и тринадцать минут
Норд-ост-тен-норд
Главный сук седьмая ветвь с восточной стороны
Опусти из левой глазницы черепа
Линия пчелы от дерева через пулю пятьдесят футов наружу.
И вот о чем после долгих поисков догадался Легран, проявив чудеса прозорливости.
Прежде всего он обнаружил в четырех милях севернее острова старинную усадьбу, называвшуюся Харчевней епископа, на землях которой находилось нагромождение утесов и скал. У некоторых из них на верхушке имелись выемки, прозванные Креслом дьявола. Дальше разгадка стала складываться сама собой: хорошее стекло означало подзорную трубу; направив ее на норд-ост-тен-норд и подняв над линией горизонта на 41°13′, удалось увидеть высокое дерево, в листве которого светилась белая точка — череп.
Таким образом задача была решена. Уильям отправился к этому дереву, определил главный сук и седьмую ветвь с восточной стороны. Он понял, что надо опустить пулю (груз) через левую глазницу черепа и что линия пчелы (прямая линия) длиной в пятьдесят футов, проведенная от ствола дерева через пулю, укажет точное место, где закопано сокровище. Уступая своей взбалмошной натуре и желая немного разыграть приятеля, Уильям взял в качестве груза скарабея и стал богаче на миллион с лишним долларов.
Такова эта любопытная, удивительная, полная точных наблюдений новелла. Кроме безупречной дедукции, которую демонстрирует ее герой, она вызывает интерес и теми доселе не известными средствами, которые задействовал автор при ее создании. Одного этого рассказа достаточно, чтобы дать представление о творчестве американского писателя.
На мой вкус, это самая замечательная из всех его необыкновенных историй. Именно в ней в высшей степени проявилось литературное направление, которое теперь принято называть жанром По.
III
Теперь я перехожу к «Утке о полете на воздушном шаре» [43]. В нескольких строках я перескажу эту историю о перелете через Атлантику, совершенном за трое суток экипажем из восьми человек. Сообщение об этом путешествии появилось в «Нью-Йорк Сан» [44]. Многие ему поверили (конечно, те, кто еще не читал рассказа), потому что механические средства, с помощью которых, по описанию По, был совершен полет, — в частности винт Архимеда, одновременно служивший и движителем, и рулем, — абсолютно недостаточны для управления воздушным шаром. Воздухоплаватели, отправившиеся из Англии с намерением долететь до Парижа, были унесены в Америку, на остров Салливан. Во время перелета они поднялись на высоту в двадцать пять тысяч футов. Рассказ невелик, и в нем повествуется о приключениях в пути — скорее странных, чем правдивых.
Этому рассказу я предпочитаю другую историю, озаглавленную «Необыкновенные приключения некоего Ганса Пфааля», о которой я поговорю подробно. Однако спешу сообщить вам, что и в этом случае дерзко нарушены самые элементарные законы физики и механики. Меня всегда удивляло в По его нежелание придать своему сюжету больше правдоподобия рассказом о каком-нибудь изобретении. Но, в конце концов, поскольку речь идет о путешествии на Луну, не стоит проявлять слишком большую разборчивость при выборе транспортных средств.
Ганс Пфааль был преступником и безумцем одновременно, нечто вроде убийцы-мечтателя. Чтобы не отдавать долгов, он решил бежать на Луну. В одно погожее утро он отправился туда из Роттердама, после того как на всякий случай взорвал своих кредиторов с помощью тщательно заложенной бомбы.
Теперь мне придется описать, каким образом Пфааль совершил свое невероятное путешествие. С этой целью он наполнил воздушный шар специально изобретенным им газом, образовавшимся в результате реакции некоего металлического или полуметаллического вещества и самой обычной кислоты. Газ этот является одной из составных частей азота, считавшегося до сих пор неразложимым, и его плотность в тридцать семь раз меньше плотности водорода. Вот мы, с точки зрения физики, и оказались в области фантазии, однако это еще не все.
Вы знаете, что подниматься аэростат заставляет давление воздуха. Достигнув верхней границы атмосферы, находящейся примерно в шести тысячах туазов [45] от поверхности Земли, воздушный шар — если ему все же удастся туда попасть — резко остановится, и никакие человеческие силы не заставят его подняться выше. Тем не менее Пфааль, или скорее сам По, начинает доказывать странный тезис, будто над слоями воздуха находится еще некая эфирная среда. Свои аргументы он выкладывает с немалым апломбом, несмотря на то что без всякой логики выводит их из практически не существующих фактов. Короче говоря, герой рассказа приходит к выводу, что, весьма вероятно, «ни в один из моментов подъема не будет достигнута точка, в которой соединенный вес шара, заключенного в нем немыслимо разреженного газа и корзины с ее содержимым могли бы уравновеситься массой с окружающей атмосферой».
Таков исходный постулат, но этого недостаточно. В самом деле, подниматься все выше и выше — это хорошо, но ведь надо еще и дышать, поэтому Пфааль захватил с собой специальный аппарат, доводящий атмосферу, какой бы разреженной она ни была, до плотности, необходимой для дыхания.
Итак, с одной стороны, воздух можно сконденсировать так, чтобы он стал пригоден для легких, и в то же время в своем естественном состоянии он достаточно плотен, чтобы поднимать воздушный шар. Вы, конечно, понимаете, насколько эти положения противоречат друг другу. Но больше я не буду обращать на это внимание.
Впрочем, согласившись с чудесным началом, в дальнейшем мы увидим, что не менее фантастическим, полным неожиданных замечаний и странных наблюдений, окажется и само путешествие. Воздухоплаватель увлекает читателя с собой, в верхние слои атмосферы. Он пересекает грозовую тучу. На высоте девяти с половиной миль, несмотря на то что он как будто не ощущает давления атмосферы, ему кажется, что его глаза вылезают из орбит, а находящиеся в корзине предметы принимают чудовищные и обманчивые формы. Пфааль продолжает подниматься и вынужден время от времени с помог щью перочинного ножа прибегать к кровопусканию, что приносит ему немедленное облегчение.
С высоты семнадцати миль, — рассказывает он, — земля смотрелась великолепно. На западе, на севере, на юге — всюду, куда проникал взгляд, — простиралась бескрайняя поверхность моря, неподвижная на вид и с каждой секундой принимающая все более глубокий голубой цвет. Вдали на востоке отчетливо вырисовывались Британские острова, западные побережья Испании и Франции и небольшая часть Северной Африки. Было невозможно различить не только отдельные строения, но даже самые города человечества, казалось, исчезли с лица Земли.
Вскоре Пфааль достиг высоты в двадцать пять миль, и взгляд его охватил одну трехсотдвадцатую часть поверхности Земли — не менее. Тут он привел в действие свой конденсирующий аппарат, так что вместе с корзиной оказался внутри настоящего мешка из каучука, где воздух сгущался до плотности, характерной для нормального атмосферного давления. Кроме того, у него было замысловатое приспособление, которое с помощью капель воды, попадавших ему на лицо, будило его каждый час, чтобы он в очередной раз обновил воздух, быстро становившийся непригодным для дыхания в тесном пространстве мешка.
44
«Нью-Йорк Сан» — нью-йоркская газета, выходившая в 1833–1950 гг.; в 2002 г. под тем же названием в Нью-Йорке начала выходить совершенно новая газета.