Еще он сказал, что в равной степени безнравственно как слишком обгонять свой век, так и слишком отставать от него. Если человек действительно может повести ближних за собой, пусть говорит, что хочет, но если нет, что может быть оскорбительней, чем навязчивое стремление говорить людям то, чего они не желают знать? Всякий должен помнить, что интеллектуальная распущенность есть одна из самых злокозненных и позорных форм, в какие облекается человеческая невоздержанность. Понятно, что каждый может иногда выйти за рамки, поскольку даже безупречно здравый ум способен довести человека до безумия в тот самый момент, когда достигнет пределов здравомыслия, но…
Чем дальше, тем больше он распалялся, и я уже начинал подумывать, как бы мне от него отделаться, но тут ужин завершился, и хотя я пообещал связаться с ним до того, как уеду из города, обстоятельства, к сожалению, не позволили мне этого сделать.
Думаю, я сказал уже достаточно, чтобы дать читателю некоторое представление о странных взглядах, которых придерживаются едгинцы касательно неразумия, гипотетики и образования в целом. Обо многих вещах они мыслят вполне здраво, но проникнуться значимостью гипотетики я не смог, особенно это касается перевода лучших поэтических произведений на гипотетический язык. Я встретился с молодым человеком, который рассказал, что в течение 14 лет гипотетический язык был едва ли не единственным предметом, который он изучал, хотя никогда не выказывал (и, мне кажется, к его чести) ни малейшей наклонности к этому предмету — и при этом был одарен незаурядными способностями к овладению другими отраслями знания. Он заверил, что, как только получит степень, никогда не откроет ни одной гипотетической книги, но займется тем, к чему его зовут природные наклонности. Всё это хорошо, но кто же вернет ему те 14 лет?
Я изумлялся, как получилось, что причиненный молодежи вред не так уж заметен и что юноши и девушки вырастают умными и красивыми, несмотря на упорные попытки замедлить их рост и направить его в ложную сторону. Некоторым, без сомнения, был причинен ущерб, от которого им придется страдать до конца дней; однако на многих эти вредные влияния сказывались мало или совсем никак, а кое-кто, претерпев их, становился даже лучше. Причина, похоже, состояла в том, что юношеский инстинкт в большинстве случаев так стойко сопротивлялся всему, навязанному школой, что, как бы учителя ни изощрялись, они не могли заставить юных всерьез отнестись к их требованиям. Ребята лишь теряли время, да и этого зря потраченного времени оказывалось не так много, как можно было ожидать, ибо в часы досуга они всей душой отдавались гимнастике и спорту, развивались физически и в любом случае становились сильными и здоровыми.
И, разумеется, в душах тех, кто имел особые таланты, невозможно было погасить стремление их развивать: они все равно учились тому, чему хотели учиться, невзирая на обстоятельства, которые их скорее подстегивали, чем обескураживали; тогда как для тех, кто особых дарований не имел, потеря времени значила мало. Однако, несмотря на эти моменты, несколько смягчающие наносимый вред, я уверен, что система, практикуемая в едгинском обществе в качестве образовательной, причиняла большой ущерб детям из среднего класса. Дети из беднейших семей страдали меньше остальных — если разрушение и смерть говорят: ушами нашими слышали мы слух о мудрости, то ушам бедности глас, о ней вещающий, также более-менее внятен[30].
И все же в конечном счете для страны даже лучше, что храмы науки делают больше для подавления умственного развития, чем для поощрения. Если б не педантизм, который эти заведения вливают в умы и души огромного количества выпускников, привычка к настоящей работе, а не к ее имитации, распространилась бы настолько, что стала бы опасной. Важный момент: ясно как день, что преобладающая часть всего, что в мире делается и говорится, настолько эфемерна, что быстро уходит в небытие; в течение суток, от силы двух, она еще сохраняет интерес и ценность, но ни того, ни другого не хватает, чтобы через неделю внимание людей не обратилось к чему-то еще. Нет сомнения, что как поразительное развитие журналистики в Англии, так и факт, что наши храмы науки нацелены на воспитание и поощрение посредственности, имеют причиной подсознательное одобрение воззрений, согласно коим необходимо скорее ограничивать бурление умственной деятельности, чем ему потворствовать. И нельзя сомневаться, что именно этим наши академические учреждения и занимаются, и занимаются тем эффективней, что делают это совершенно бессознательно. Они считают, что содействуют лучшему усвоению и перевариванию интеллектуальной пищи, тогда как в действительности роль их немногим лучше, чем роль раковой опухоли в желудке.