Мой план был прост: я сказал Кодкоду, что мы распространим несколько ужасных историй про сексуальные контакты Тахкемони с юными дебилами. Я думал, что мы можем немножко заплатить родителям за сотрудничество и своевременную поддержку. Как только настанет назначенный день, в деревню приедет полиция с обвинениями в эксплуатации несчастных детей, разврате и педофилии. Они заберут его прямо на месте, и мы никогда больше не увидим жирную вонючую рожу этого дрозофила. Полиция расскажет прессе, что его деяния выходят за рамки воображения, психологи будут рассказывать по национальному радио о юных жертвах, в душах которых остались неизгладимые шрамы, а социальные работники будут прилюдно рыдать, избегая подробностей.
Я тебе точно говорю, люди и вправду сильно ненавидят педофилов, и они правы, потому что трахать детскую невинность — это за гранью добра и зла. В один день мы смогли раздавить Тахкемони как мерзкого черного таракана. Вся пресса, полиция, члены кибуца, его семья, женские маргинальные организации плевали в. него и проклинали на все лады. Поверь мне; даже когда ему придет время освободиться из тюрьмы, через сто пятьдесят миллионов лет, даже и тогда ему будет некуда пойти.
Берд: Аврум, скажите пожалуйста, вы никогда не испытываете угрызений совести?
Аврум: Поверь на слово, моя совесть в полном порядке, вот сердце и почки шалят немножко в последнее время. И вообще, чего я должен испытывать угрызения?
Берд: Вы сфабриковали фальшивое обвинение и засадили в тюрьму невинного человека. Это самый отвратительный гомофобский заговор, о котором я только слышал.
Аврум: Закрой поганый рот. Ты вонючая тыква! Мы тут говорим о благополучии нашей страны и о праве еврейского народа на существование. Вонючие зануды вроде тебя не способны понять такие тонкие и сложные материи! А если этого недостаточно, то напоминаю, ты обещал мне больше не вмешиваться в историю моей жизни. Вместо этого ты всюду суешь свой грязный сопливый нос. Ты мне надоел, иди к черту. На чем я остановился... Дир Балак[30], в последний раз...!
ПАУЗА
В любом случае, Кодкод пришел в восторг, в шпионском мире они просто обожают кого-нибудь подставить по-крупному. Он сказал, что это будет дешево и сердито, и обещал прикрыть тылы в течении двух дней. Тогда все было чертовски просто, поскольку все на свете объединились против этих мерзких долбоебов. Длинная Рука, полиция, пресса, Партия, профсоюзы, суд и простые граждане — все встали под знамена еврейского правосудия и любви, не то что теперь, когда одна долбанная приватизация. Я тебя спрашиваю, зачем приватизировать? Теперь они хотят приватизировать систему здравоохранения, это что — освободить докторов от пациентов? Поверь, раньше они хотели освободить пациентов от болезней.
На следующий день Кодкод пришел в мой офис в Тель-Авиве и сказал по секрету, что все улажено: «Действуй по плану, ключи в зажигании». Это значило, что он уже заплатил родителям, полиции и судье, и успел поговорить с детьми.
Не помню, говорил ли я раньше, что очень люблю детей. Изредка мне даже становится грустно оттого, что у меня нет своих детей. Но ты знаешь, я посвятил свою жизнь моему народу. Нельзя везде поспеть. Мы хотели развеселить детишек, так мы исполнили весь этот глупсный детский репертуар с идиотской хореографией: «Сели, встали, хлоп-хлоп-хлоп, вертим попой, скок-скок-скок», и детки были так довольны, что делали всю эту муть одновременно с нами. Ну, ты знаешь, как это: сели-встали-хлоп-хлоп-хлоп — и завертели своими аппетитными круглыми попками.
Ханеле была очень умела с детьми. Учти, что она была уже в том возрасте, когда у женщин щекочет между ногами, так им хочется затяжелеть. Ну, она играла с ними как с собственными детьми. Она их - целовала и все делала вместе с ними: садилась, вставала, смеялась и плакала сразу. Однажды, я помню, посмотрел на Нее и увидел слезы в глазах. Я тебе говорю, она была девушкой чувствительной и эмоциональной.
Хочешь услышать самое смешное? Даже Тахкемони, эта жирная свинья, был умел с детьми. Ну, знаешь, что я имею в виду: пидор, полный человеческого тепла, он играл с ними, смешил, подбрасывал их в воздух и даже не забывал поймать. Я сильно впечатлился. Даже сказал себе очень тихо, чтобы никто не слышал: «Смотри-ка, Аврум, этот кусок дерьма, Тахкемони, пока развлекается в свое удовольствие, но пройдет несколько дней и его жирная задница будет гнить в тюрьме». Я обошелся с ним жестко, потому что он меня достал. Но дело было не в личной обиде: он поставил под угрозу важную шпионскую деятельность. Давай я тебе еще феньку подкину. Соломинка, которая сломала спину верблюду.[31] В последний вечер, всего за двадцать четыре часа до того, как мы собирались низвергнуть его в ад, он пришел ко мне и говорит: «Аврум, нам надо поговорить». «Говори», — сказал я ему, а он: «Это очень личный разговор. Давай поищем тихий уголок?»