Однако Григорий не всегда действовал как пассивное орудие имперской политики. По отношению к лангобардам он занял независимую позицию. Император Маврикий и его экзарх Роман долгое время не собирались заключать с ними мирного договора. Папа же тем не менее установил контакт с лангобардским королем Атилульфом через его православную жену Теоделинду. При помощи подкупа и уступок он добился того, что Рим не был захвачен (592). Роман донес на него как на изменника; император Маврикий мягко его упрекнул за самостоятельные начинания в Италии. Но после 592г., когда при новых экзархах Каллинике и Смарагде с лангобардами были заключены мирные договоры, политика папы восторжествовала. Сын Агилульфа и Теоделинды Адалоальд даже принял православное крещение (603). Политику мирных договоров продолжал и император Фока, убийца Маврикия (602), которому пришлось вести на Востоке новую войну с Персией. Это отчасти объясняет, хотя вряд ли оправдывает, радость Григория по поводу воцарения этого кровавого тирана в Константинополе. В ответ на папскую поддержку Фока издал специальный указ в пользу римского примата и был прославлен сооружением в Риме в его честь колонны на форуме. Эта колонна стоит и до сих пор.
Отношения между Римской церковью и другими главными центрами христианства, существовавшие во время Григория, показывают, что, строго охраняя моральный авторитет своей кафедры, папа понимал свое пастырство скорее как служение, нежели как власть. В письмах, обращенных к карфагенскому архиепископу Доминику, он официально признает права, то есть законность полной независимости африканской церкви. Он вел также рутинную переписку с восточными патриархами, особенно с Евлогием Александрийским, Анастасией Антиохийским и даже Кирионом Грузинским. Его дары монастырям Святой Земли и Синая не забывались столетиями.
Однако между Григорием и Константинопольской церковью возникли некоторые проблемы. В 595г. папа официально отменил осуждение патриархом Иоанном Постником греческих клириков Иоанна и Афанасия, обвиненных в ереси и апеллировавших лично к папе. Этот случай иллюстрирует тот факт, что Григорий полностью признавал римский principatus, определенный его предшественниками. Он был готов придавать канонам Сердикского собора (343) несколько расширительное значение, позволявшее Риму отменять приговоры других митрополитов и создавать вместе с соседними епископами суды второй инстанции. По отношению к упомянутым клирикам Григорий прибег к более прямой судебной процедуре и рассудил их дело в Риме.
Знаменательно, однако, что он не отрицал места константинопольского епископа среди главных кафедр—второго после Рима, выше Александрии. Этот традиционный византийский порядок, установленный Константинопольским собором (381), поставленный под вопрос святым Львом в Vв., выражен в синодальном послании Григория, сообщающем о его избрании в 590г.[603] Но этот реализм папы в отношении положения «нового Рима» не помешал появлению его знаменитого протеста против титула «вселенского патриарха», использованного Иоанном Постником. Уже опротестованный предшественником Григория Пелагием II в 588г., титул этот был повторен патриархом Иоанном в 595г. в переписке с Римом относительно священников Иоанна и Анастасия. В письмах, обращенных к самому Иоанну Постнику, к императору Маврикию и императрице Константине, святой Григорий проявляет удивительное непонимание истинного значения этого титула. Титул этот, «вселенский» (οἰκουμενικός), которым пользовались раньше патриархи Александрии, Константинополя, а также и Рима, показывает определенную власть в рамках oikoumene, то есть «обитаемой земли»[604]. Он был de facto первоначально применен к епископу Константинополя. В представлении византийцев он, несомненно, не предполагал никакого оспаривания апостольского и нравственного авторитета «древнего Рима», поскольку титул этот были готовы применять и к римскому епископу. Более регулярное его использование в конце VIв. могло происходить от желания константинопольских епископов утвердить свое «имперское» значение относительно монофизитского сопротивления. Как бы то ни было, Григорий придал этому вопросу экклезиологическое измерение, и это, с одной стороны, показывает, что даже после длительного пребывания в Константинополе его прямому латинскому уму оставалось чуждым преувеличенное употребление византийцами титулов, с другой же стороны, что он понимал все первенства, включая и свое собственное, в таком смысле, который исключал существование епископа «вселенского».
604
Ср. обсуждение этого титула с привлечением обширной библиографии у Beck. Kirche. P. 63–64.