Пример из практики
Рона: Скала
Рона была одной из тех клиенток, у которых было очень счастливое детство. По крайней мере, так она сама себе рассказывала. Единственный ребенок, она выросла в Шотландии с родителями, бабушкой и всеми свободами, о которых только можно было мечтать. Родители были творческими натурами и не придавали особого значения традиционному школьному образованию, предпочитая, чтобы Рона исследовала мир и училась в «школе жизни».
В то время Рона была благодарна родителям за их либеральный подход: они никогда не заставляли ее ходить в школу, если она этого не хотела, и она никогда не испытывала того педагогического давления, от которого стонали ее подруги. Ее версия событий звучала идиллически: дни, проведенные на улице, бродяжничество, ограниченное лишь пределами ее воображения.
«Я никогда не видела, чтобы мои родители ссорились, – сказала она мне, – но это в основном потому, что их никогда не было рядом!»
Ее родители были художниками и путешествовали по миру, оставляя Рону с бабушкой на несколько месяцев. Рона всегда считала их брак идеальным: они были преданы друг другу и, как известно, никогда не проводили ночь порознь. Их любовь была такой романтичной, говорила она мне, но, похоже, в этой любви не было места для нее самой. Ей дали свободу не из заботы и внимания; они были следствием расставленных родителями приоритетов.
У ее бабушки были свои проблемы, и, хотя она любила Рону, алкоголь она любила больше.
«Ее забота обо мне, пока родителей не было дома, заключалась в том, что она водила меня в паб на бесконечные игры в джин-рамми, а я в это время пила теплый лимонад в саду, слишком маленькая, чтобы быть внутри заведения со всеми остальными. Иногда бабушка давала мне сигарету, и я поражала всех своих друзей рассказами о независимости, не по годам мне дарованной».
Рона ушла из дома и вышла замуж в раннем возрасте. Когда у нее появились собственные дети, родители Роны, что неудивительно, отсутствовали, поэтому она стремилась быть противоположностью им, часто оставаясь дома и заботясь о своих детях, так как всегда хотела, чтобы ее родители были рядом с ней. У нее были гармоничные отношения с детьми, и ей было приятно чувствовать себя нужной и желанной. Это ощущение сохранилось и в жизни ее детей, когда они покинули дом и создали свои собственные семьи. Ее роль сиделки закрепилась за годы, и когда у ее сына появились дети, Рона предложила помочь присмотреть за малышом, когда его жена решила вернуться на работу (чего Рона явно не одобряла). Она также предлагала присмотреть и за их близнецами-дошкольниками, когда они болели и не могли ходить в ясли (что тоже вызвало ее недоумение: «Они же постоянно болеют! Что с ними не так? Мои дети никогда не болели»).
Когда я попросила ее описать чувства во время нашей первой сессии, она начала перечислять, что ей помешало или в чем ее подвели. Она сказала, что чувствует усталость от ночных кормлений, обиду на безответственных матерей и их эгоистичный жизненный выбор, а также вину за то, что недавно не стала купать малыша вместо невестки.
«Подождите, вернитесь немного назад», – сказала я, когда она пропустила мимо ушей свои неприятные чувства по поводу того, что оставила невестку, когда та вернулась с работы. «Вы сказали, что чувствуете себя виноватой? Но что именно вы сделали не так?»
Рона приходила на терапию с вопросом «Что я упускаю?» и указывала на все взаимодействия с семьей, которые ее расстраивали или разочаровывали, но именно ее чувство вины подсказывало нам, где искать источник. Отсутствие поддержки со стороны родителей внушило ей ошибочное чувство долга и заставило взять на себя множество дополнительных обязанностей по отношению к семье. Но именно чувство вины, которое она испытывала в результате этого, указало ей на «слепую зону», которая ведет ее по пути чрезмерной навязчивости и самоотречения. Осознание этого помогло Роне отпустить свое неуместное чувство вины и задуматься о собственных потребностях, начать ставить собственные цели и найти другую самореализацию. Вы заметите, что тема вины постоянно фигурирует в книге, потому что эта эмоция часто выдает себя за какое-то иное чувство, не столь явное. Давайте разберемся почему.
Чувство вины или гнев?
Подлинное чувство вины – это эмоция, которую мы испытываем, если сделали что-то объективно неправильное, например причинили кому-то боль намеренно или поступили эгоистично – что в случае Роны, после двух бессонных ночей на футоне[2] в детской и ее отъезда домой до наступления темноты, не соответствовало тому, что она действительно чувствовала. Такая маскировка эмоций под что-то более простое очень распространена, но часто остается без внимания. На самом деле, если мы не сделали ничего объективно плохого, полезнее понимать это чувство вины как гнев, который мы обратили на себя. Мы обращаем его внутрь себя, если в детстве нам не разрешали злиться или если рядом не было никого, кто мог бы нас услышать. Мы можем даже похоронить гнев вместе с остальными эмоциями, если наша «слепая зона» приучила нас думать, а не чувствовать. Я вижу это на примерах клиентов, чьи родители были эмоционально недоступны и придерживались рационального взгляда на жизнь, мотивируя своих детей поступать так же. Такие клиенты часто говорят мне, что их чувства «иррациональны», и я напоминаю им, что такого не бывает – у наших чувств всегда есть веские причины, просто мы можем не понимать их.