Это не ускользнуло от внимания Ванека. Ясно, сейчас нельзя являться по адресу, где он должен был забрать нелегальную литературу.
Пытаясь отвязаться от назойливого тайняка, Ванек зашел в многолюдное кафе. Но едва он успел заказать бутылку вина, как к его столику бесцеремонно подошел субъект, преследовавший Ванека. Отогнув лацкан своего пиджака и показав «орла»,[39] он приказал следовать за ним.
Так совершенно нелепо Ванек угодил в тюрьму, тогда как в Праге его ждали не только товарищи по борьбе, но и десятки пациентов.
…До отхода скорого поезда в Прагу оставалось полтора часа, когда Ванек вышел из парикмахерской. Дождевые капли падали на разгоряченное лицо, но доктор будто не замечал дождя. Он колебался: нанять фиакр и поехать но нужному адресу или пойти на улицу Люблинскую пешком?
Ванек большими шагами направился к деревянному мостику через Полтву, в сторону Высокого Замка…
Приехав в Прагу, доктор Ванек не заглянул домой. Прямо с вокзала он заехал к своему старому другу ткачу Вацлаву Дворжаку.
— Наконец-то, наконец! — загудел радостным басом Вацлав, увидев друга.
От мощного, громкого голоса, казалось, дрожали стены. У незнакомых густой бас Вацлава всегда вызывал удивление: такой щупленький, низкого роста, с впалыми щеками человек — и такой богатырский голос!
— Похудел ты… Почему задержался?
— Не по своей вине. Пришлось воспользоваться гостеприимством львовской тюрьмы, — ответил доктор, передавая Дворжаку увесистый саквояж с брошюрами.
— Привез? Молодчина! Нам сейчас до зарезу нужна литература на польском и украинском языках.
— За тем я и поехал, чтобы привезти.
— Ружена! — позвал Дворжак.
Из кухни, вытирая фартуком руки, вышла жена Дворжака.
— О пан доктор! — приветливо заулыбалась белозубая, на голову выше мужа, Ружена. — Как же вы долго!.. Мой Вацлав очень беспокоился…
— Убери, — указал Дворжак глазами на саквояж. — Ружена, милая, кофейку бы нам.
Ружене не требовалось объяснять, что содержится в саквояже, — она знала, как знала и то, где спрятать запрещенные книги.
— Какие у нас новости? — поинтересовался доктор.
— Знаешь, Ванек, ты просто ясновидец. Твои предсказания сбылись. Помнишь свои слова после принятия рейхстагом особого закона против немецкой социал-демократической партии? Ну, тогда, когда правительство Бисмарка начало жестоко преследовать социалистов и вожди партии объявили о самороспуске социал-демократической организации… Припоминаешь? Ты утверждал, что решение о самороспуске неправильное, трусливое, что нельзя его одобрять.
— Я и сейчас глубоко убежден, что партия должна была законспирировать свою деятельность, уйти в подполье. Ну, и что же ты хочешь сказать?
— Погоди, погоди, я напомню твои слова. Ты говорил, что Август Бебель — мудрый человек, он сам рабочий, преданный делу рабочего класса и почем зря не откажется от борьбы, поймет свою ошибку. Помнишь?
— Конечно же! Говори, не мучь, в чем дело?
— А вот в чем. Немецкая социал-демократическая партия существует! На, читай! — Дворжак извлек из-под клеенки на столе газету «Социал-демократ» и развернул перед другом.
Ванек потянулся к газете, но Дворжак положил ладонь на его руку.
— Подожди. Расскажу маленькую подробность, тогда твой интерес к газете возрастет. Ее сначала печатали в Цюрихе, а теперь печатают в Лондоне и нелегально транспортируют в Германию. Номер, который ты нетерпеливо держишь в руках, как ни странно, прибыл на пароходе из Лондона под охраной императора Германии Вильгельма Первого.
— То есть как? — изумился Ванек.
— Ха-ха-ха-ха! — загудел бас Дворжака, будто колокол на костеле святого Гаштала. — Наши немецкие товарищи решили, что так будет безопаснее доставить газету. Разве придет в голову полиции искать нелегальную литературу на пароходе, на котором плывет сам император?
В это время раздвинулся пестрый ситцевый полог, и из ниши, служившей спальней, вышла Анна с сыном на руках.
— Аннуся, дитя мое! — с распростертыми объятиями шагнул ей навстречу доктор Ванек.
Теплый поток радости разлился по бледному лицу молодой матери.
— Покажи сына… Похож…
Это был тот самый Ванек, который сказал ей и Ярославу: «Благословляю вашу любовь, благословляю вашу борьбу за счастье простых людей, и если вам даже суждено умереть в борьбе, так только для того, чтобы жить».
Ванек посмотрел в глаза Анне.
— Не надо… Не надо… — прошептала она голосом, в котором слышалось отчаяние исстрадавшегося человека.