—Конечно, надо было и вас позвать,— вставил Абдухафиз.
—Только я сообщил, что этот участок передали Махкаму- ака,— продолжал Ариф-ата,— мне не дали говорить. Одни завели речь о выравнивании земли, другие о том, где взять арбу для вывоза мусора. Додумались даже и до того, как подать воду из Анхора. Решили установить чигирь[53]. Так что завтра, в воскресенье, приготовьте барана...
—Барана? — растерялся Махкам-ака.
Ариф-ата рассмеялся:
—Ну, если не барана, то хотя бы чай.
—Чай будет... Конечно, будет чай! — Махкам-ака уже соображал, что сможет он предложить товарищам, кроме чая.
—На следующей неделе монтеры протянут электропровода с улицы в ваш двор,— сказал Абдухафиз.
—Значит, и с этим все в порядке! — Ариф-ата хлопнул себя ладонью по колену.— Говорят же, если пятнадцать дней месяца темные, то пятнадцать светлые; значит, и это дело налажено. Теперь вам не придется ночью искать на ощупь спички, мулла Махкам.— Ариф-ата рассмеялся, довольный своей остротой.
«Ну и шутник же мой ака...» — подумал кузнец и тоже засмеялся, бросив взгляд на айван: не слышит ли их разговор жена?
В воскресенье на участок пришли старики, молодые, даже дети — кто с кетменем, кто с лопатой, кто с ведром или с носилками. На двух арбах вывозили мусор. Ариф-ата принес один из своих больших самоваров. Сам вскипятил и непрестанно заваривал чай. Икбал-сатанг установила посреди двора большой котел и приготовила суп-лапшу.
Внезапно появился и Исмаилджан с десятью товарищами из мастерской. Махкам-ака был удивлен: откуда они-то узнали про воскресник? Мало того, оказалось, что именно сослуживцы разработали проект чигиря. Махкаму-ака стоило взять кетмень или еще какой-нибудь инструмент, как его тут же отбирали. «С вас хватит и чай таскать»,— говорили одни. «Идите помогите женщинам раскатывать тесто»,— шутили другие. Работали люди весело, не умолкал смех, гомон, кое-кто даже пел. Махкам-ака был страшно взволнован всем происходящим, минутами ему казалось, что все это снится...
Захламленный, давно уже превратившийся в свалку участок (по площади он в четыре раза превосходил двор) за несколько часов был очищен до самого Анхора, выровнен, вспахан, разрыхлен. Проложили и арык. К полудню работа завершилась. Умолкли шумные разговоры. Все разошлись, несмотря на настоятельную просьбу Махкама-ака остаться на обед.
—Учтите, той за вами,— шутливо предупреждали люди, покидая двор кузнеца.— На свадьбу детей не забудьте пригласить!
Вот уже целую неделю Махкам-ака, Мехриниса и дети сеют на новом участке всякую зелень, высаживают деревья. Теперь наконец сбылась Мечта Махкама-ака посадить черешню в честь Сарсанбая, Остапа и Леси. Скоро и чигирь будет готов, останется установить его и поднять воду. Приходил Ариф-ата, посеял семена своего любимого райхана.
Произошло и еще одно немаловажное событие. Как-то утром, когда Мехриниса стирала во дворе, в калитку вошла, мыча, пегая корова. Стельная, она двигалась неуклюже, покачивая боками, сверкая блестящей шерстью. Дети, окружили корову, замахали на нее руками, чтобы выгнать на улицу, но тут в открытую калитку заглянул незнакомый старик:
—Эй! Кто же выгоняет на улицу свою корову?
—Не наша она, амаки, видать, заблудилась,— объяснил Абрам.
—Нет, не заблудилась. Это умная корова. Она знает, куда идет.— Старик вошел во двор и погладил корову, потом подмигнул Абраму черным, как спелая вишня, глазом.
Дети рассмеялись, но продолжали с тревогой наблюдать за стариком.
«Какой он странный!»—с удивлением подумал Витя и вспомнил отца. Когда тот дарил ботинки незнакомому мальчику, глаза у него были такие же торжественно-радостные, как у этого человека.
Увидев вошедшего следом за коровой старика, Мехриниса вытерла руки и направилась к нему, тщетно пытаясь вспомнить, кто этот пришелец.
—Ассалому алейкум. Эй, где же ваш салом?— напомнила она детям.
Дети поздоровались со стариком.
—Молодцы, молодцы! И я не ошибся! Говорят, расспрашивая, можно и Мекку найти.
—Проходите, садитесь,— приветливо сказала Мехриниса, про себя решив, что старик — какой-нибудь знакомый Махкама-ака.
—Спасибо, дорогая, а только сидеть мне некогда. Корову вот примите — и до свидания.