1 ноября 1941 года майор Дрейер вызвал обер-лейтенанта Хёрнига и приказал ему со своим взводом отправиться в лес недалеко от города Замосьц[26] и расстрелять в затылок — он подчеркнул: «в затылок!» — 780 советских военнопленных солдат и офицеров.
Обер-лейтенант вытянулся по стойке смирно. Но, как оказалось, вовсе не в знак повиновения. Он сказал:
— Я офицер вермахта, а не гестапо. Приказов по ведомству Гиммлера я исполнять не буду.
Майор взял со стола и молча протянул обер-лейтенанту приказ главнокомандующего вооруженными силами Германии маршала фон Браухича об обращении с попавшими в плен комиссарами Красной Армии. Приказ, написанный уже через две недели после начала военной кампании в России, в частности, гласил: «Экзекуции над политическими комиссарами должны производиться в местах, удаленных от района военных действий, чтобы не привлекать к ним лишнего внимания, и исполняться под командованием офицера вермахта».
Хёрниг возразил, что этот приказ противоречит элементарным нормам человеческой морали и Женевской конвенции об обращении с военнопленными, а также статье 47 военного уголовного кодекса Германии. Не только он сам не выполнит этого приказа, но и его солдаты, ибо все эти моральные и правовые нормы он уже успел объяснить и им.
— Вы не офицер вермахта! — заорал майор. — Вы тряпка и чистоплюй! Педантичный юрист! Я приказываю вам отправиться к месту экзекуции: вы и ваши люди возьмете на себя охрану военнопленных. И увидите, как выполняют приказы части СС!
Хёрниг повиновался.
Карательную команду возглавлял лейтенант СС Бруно Мейерт. Русских военнопленных раздевали донага и ставили лицом к заранее вырытому рву. Мейерт и солдаты его взвода начали кровавую работу.
— Прекратите, вы же офицер! — крикнул Хёрниг. — Не к лицу офицеру убивать безоружных!
— Плевал я на ваши нравоучения! Да, я офицер СС и должен подавать пример!
Светло-желтый плащ Мейерта весь был заляпан кровью и мозгами убитых.
— Подавайте пример, но на фронте, куда вы не очень-то стараетесь попасть!
Хёрниг повернулся к солдатам:
— Именем бога, прекратите! Это методы ГПУ!
Еще минута, и Мейерт разрядил бы обойму в Хёрни-га. Кто-то успел оттащить обер-лейтенанта от ямы…
На следующий день майор Дрейер получил подробный рапорт офицера СС: приказ выполнен безупречно, хотя «на месте экзекуции обер-лейтенант Хёрниг учинил скандал». Командир батальона снова вызвал обер-лейтенанта к себе. Прочитав рапорт, Хёрниг подтвердил: да, факты изложены верно. Он должен добавить к написанному, что ему тут нечего делать. Он просится на фронт. Нет, возразил майор, у меня здесь не хватает людей, отныне будете выполнять «пассивные акции». Оказалось, это означало пересчитывать трупы убитых евреев; их косили из пулеметов: стариков, женщин, детей… Предприятия Германии еще только приступали к выпуску походных душегубок.
«Враждебное отношение к СС… Оскорбительное сравнение СС с ГПУ… Симпатии к полякам, русским, евреям… Настойчиво просится на Восточный фронт, но просьба удовлетворению не подлежит из-за деморализующего воздействия обер-лейтенанта Хёрнига на личный состав войск…» и т. д., и т. п.
Из батальонного сейфа его досье перекочевало в трибунал СС. Год он ждал в тюрьме суда. Русские самолеты уже дотягивались до Германии. Однажды в час воздушной тревоги обер-лейтенант сунул голову в петлю, которую связал из полусгнившего тряпья, но самодельная веревка оборвалась…
11 мая 1943 года он наконец предстал перед трибуналом СС и сразу смутил обвинителя, процитировав изречение Адольфа Гитлера: «В вопросах веры не может быть разлада с совестью».
Фюрер и его обер-лейтенант понимали веру, а стало быть, и совесть по-разному. Но пуститься в дискуссии на этот счет означало принять игру подсудимого. Прокурор Паульман с заранее заготовленной речи сбился на крик:
— Мы руководствуемся здесь единственно директивами рейхсфюрера СС Гиммлера! Мало ли что по какому-то конкретному случаю сказал фюрер…