— Если я хорошо понял, в функции вашей «маленькой фирмы» входит надзор за работой частной полиции?
— Да, для многих наших людей лучше, если они чувствуют, что за ними стоит кто-то еще. Это как часовой на войне: выпил, заснул, значит, погиб сам, погибли и товарищи…
— Вы находитесь на службе у правых?
— Лично мое сердце, конечно, справа, как и у большинства людей из охранных служб… Скажу так: если в один прекрасный день коммунисты вздумают попрать легальные формы, если они проявят неуважение к нашей демократической системе, тогда все наши службы сольются в одну, образуют единую структуру. Даже если бы компартии и удалось настоять на запрете наших служб, все равно останутся их картотеки, адреса людей, работавших с нами и в случае чего готовых продолжить борьбу в подполье»..
Какое же истинное расстояние от героев этой книги до ее автора? Или — от автора до героев? Над этим я размышляю, читая книгу Сержа Феррана и слушая его исповедь…
— Я долго был на стороне правых, вернее, даже крайне правых, хотя это и было очень давно, в школьные и студенческие времена. Я родился в Алжире. Арабские города состояли из двух частей — французской и арабской. Мои родители — отец француз, а мать сицилийка — были очень бедны; мы жили среди арабов, жили, как арабы. Потом начались революция, война. Кругом лилась кровь. Нас, французов, в Алжире защищала ОАС[37]. Хотя я был слишком молод, чтобы стать членом ОАС, я тем не менее ее поддерживал. В моей родне было много убитых… Мы, дети, знали, что ни в коем случае нельзя подбирать авторучки с земли — то были снаряды, начиненные взрывчаткой. Жестокость была обоюдной. Только через много лет я разобрался, что действия алжирцев были все-таки правомерны — они требовали независимости для своей родины, а французская армия отвечала насилием и террором. Каждый народ должен располагать своей родиной. Вот мне, например, не нравится ваш строй, ваша экономика, однако я считаю, что вмешиваться в ваш выбор не вправе никто. И Гитлеру незачем было ходить в Россию. Всякая агрессия, под каким бы предлогом она ни совершалась, это разбой и ничего больше.
— Такие речи из уст… из уст… — я замялся, не зная, какое определение подобрать. Выручил сам Серж Ферран:
— Из уст неофашиста? Это вы хотите сказать? Не знаю, можно ли меня назвать так. Раньше — можно было, сейчас — не думаю. У меня фашизм вызывает такую же ненависть, как у вас, но, кроме того, еще и боль. Потому что эта грубая, антигуманная сила, к сожалению, родилась на правом политическом фланге. И все же неправильно думать, что консервативное мировоззрение, даже крайне правое, родственно фашизму на том основании, что сам фашизм не прочь признать такое родство. Это значит — набиваться в родственники! Если следовать вашей логике, то и я должен признать своими родственниками «подручных людей», полагающих, что кулаки и есть выражение философии Ницше или Хайдеггера?
— Фридрих Ницше — это прошлый век, — возразил я. — А вот Мартин Хайдеггер вплоть до конца «третьего рейха», даже еще весной 1945 года, платил членские взносы нацистской партии!
— Между прочим, дипломную работу о прочтении Хайдеггером Канта я начал писать, когда Хайдеггер был еще жив. Я ведь поступил учиться на философский факультет Сорбонны. Разумеется, там лучше всего было поставлено преподавание Ницше, Шопенгауэра, Хайдеггера, то есть тех философов, которые наиболее далеки от материалистического и, в частности, от марксистского мировоззрения. Но уже и в Сорбонне входил в моду Маркс! Мой преподаватель, Люсьен Гольдман, открыто называл себя марксистом. Представляете: руководитель моего дипломного сочинения — марксист! Хотя ему было глубоко безразлично, какие убеждения у его студента, тем не менее он заявил, что, если в моей работе не появится «немного марксизма», он ее не пропустит. И даже пригрозил обратиться в студенческий комитет, чтобы там на меня «повлияли». А там уже заправляли леваки: был как раз 1968 год. Вам ли объяснять, что в Канте нет Маркса и прочтение Канта Хайдеггером тоже не требует Маркса? Тогда Гольдман сказал: хорошо, вставь хоть кого-нибудь из последних марксистов… И вот это был мой, наверное, самый главный выбор в жизни: меня толкали на сделку с совестью, и я, в интересах карьеры, должен был согласиться на это. Все во мне кричало: нет! Не подчинюсь левому тоталитаризму!
37
ОАС — военно-фашистская нелегальная организация ультраколониалистов, существовавшая в Алжире и во Франции в 60-х годах. Основана во время национально-освободительной войны алжирского народа (1954–1962 гг.) с целью не допустить предоставления Алжиру независимости.