Из философии мы знаем, что экскоммуникация — это вопрос языка и медиации. Но в теологии экскоммуникация (отлучение от церкви) — это также вопрос принадлежности к сообществу и ответственности перед законом. Когда кого-то отлучают от церкви, его также отлучают от религиозной общины. Отлучение подразумевает изначальное нарушение закона, что влечет за собой определенный вид отстранения. Отлученный в таком случае — и адресат данного запрета, и адресант изначально преступной речи или действия, которые даже при отлучении словно продолжают его преследовать.
Отлучение от церкви подразумевает исключение из деятельности религиозной общины. Но отлучение не похоже на иные формы управления границами. Это не совсем изгнание, в котором акцент сделан именно на физическом отстранении от топоса данного сообщества. Это также не похоже на высылку — более современный термин, который подразумевает потенциальную возможность возвращения в то место или сообщество, откуда человек был выслан. Отлученный от церкви христианин остается христианином, но отстранен от участия в церковных ритуалах. Его промежуточный статус усиливается вследствие публичного ритуала отлучения. Подобный ритуал сродни погребальному обряду: отлучаемый, словно прокаженный, признается мертвым для всей общины; мертвым и в пространственном смысле (в медиации внутри общины и за ее пределами), и в метафизическом (в трансцендентной медиации между земным и небесным).
Интересно, что экскоммуникация сама по себе сообщаема. Экскоммуникация — это сообщение, которое провозглашает: больше никаких сообщений. Экскоммуницированный отныне не получает никаких сообщений от общины, равно как и не может отправить их сам. Экскоммуникация — это всегда «экс−», всегда — коммуникация в прошлом, которая более не происходит. По сути ее можно назвать единичным актом коммуникации, односторонним и однонаправленным; это коммуникация, которая в конечном счете стремится к собственному отрицанию. Всё, что остается — это последнее слово, финальная реплика, прощальный взмах руки.
В центре экскоммуникации — парадокс антисообщения. Это сообщение, которое не может быть произнесено вслух; это анафема — но не ортодоксальная, по сути, еретическая. Именно поэтому такое сообщение и произносят, и провозглашают, и распространяют среди людей. Отлученные сами становятся этим антисообщением. Само их физическое существование — не что иное, как остаточный признак сообщения. Еще до кибернетической дихотомии информации и шума, еще до метафизической дихотомии присутствия и отсутствия была экскоммуникация — сообщение о невозможности сообщения, тишина, когда нечего сказать.
Итак, экскоммуникация — это фантазия об абсолютном конце коммуникации. Экскоммуникация идет вразрез с сократовской теорией медиа и коммуникационным императивом. При этом экскоммуникация — это вовсе не отклонение от нормы, не аберрация коммуникации, несмотря на свою долгую и запутанную историю в виде политической или церковной формы посредничества. Можно сказать, что это такая же часть генеалогии медиа и коммуникации, как и сократовское присутствие, истина и взаимность. Сообщение «больше никаких сообщений» не просто уничтожается коммуникацию — оно выявляет невозможность коммуникации, ее недостаточность как модели. Экскоммуникация первична — и она предшествует самой возможности коммуникации.
С этой непростой темой наше трио и намерено разобраться; так мы вторгаемся в тихое царство экскоммуникации[33]. В первой из трех глав АЛЕКСАНДР Р. ГЭЛЛОУЭЙ выдвигает базовую теорию медиации, которая уходит корнями в философию и классическую литературу. Здесь главные концепты — это посредничество и понятие «середины». Эссе начинается с самой важной и влиятельной фигуры в посредничестве — с бога Гермеса. Его имя дало название и герменевтике, теории интерпретации текстов. Гермес — посланец олимпийских богов, свободолюбивый в своих связях. Он покровительствует путешественникам и торговле, сопровождает тех, кому предстоит дорога в чужие края. Гермес словно стоит в дверях, на пороге во внешний мир. Как бог, указывающий путь, он также стоит на распутьях дорог, буквально — в виде «герм» или каменных колонн, которые служили и путевыми указателями, и пограничными столбами. За всё это ЖАК ДЕРРИДА, как известно, прозвал Гермеса «бог означающий». Гермес как изобретатель письма становится ключевой фигурой в любой теории медиации — как и основой того, что мы привыкли называть «критической традицией».
33
Мы признаем, что подобная процедура (возвращения в прошлое ради восстановления критической мысли) насчитывает немало выдающихся и куда более основательных попыток. Здесь мы упомянем: