У. Бион не был одинок в такой постановке вопроса. Одновременно с ним Ханна Сигал разрабатывает концепцию символизации – превращения символических равенств, характерных для психотического мышления, в истинные символы, подразумевающие способность выносить отсутствие объекта, появляющуюся на депрессивной позиции. Очевидно, что бионовское «мысль – это нет-вещи (нет-груди)» весьма близко к идее Х. Сигал.
Р. Мани-Кёрл предложил более упрощенную схему развития мышления: от телесно представленных внутренних объектов к идеограммам (например, мыслям сновидения) и далее к собственно репрезентациям. Несмотря на различия, очевидно, что все перечисленные авторы размышляют в общем ключе: они пытаются понять естественную эволюцию базовых строительных блоков психического опыта, ее сбои при психических нарушениях, роль коммуникации матери и младенца в развитии способности мыслить и «обучаться из опыта».
Идеи У. Биона не рождались в вакууме (хоть сам он иногда и склонен был изображать процесс подобным образом). Помимо кляйнианского контекста, чрезвычайно важным для их понимания является круг философских интересов У. Биона, в который входили, прежде всего, представители аналитической философии (Г. Фреге, Л. Витгенштейн, Дж. Уисдом и др.) и логические позитивисты, близкие к так называемому «венскому кружку» [3]. Эти философские увлечения У. Биона, нашедшие отражение в его посмертно изданной книге «Размышления» (1992), сказались как на стилистике его поздних работ, так и на существе рассматриваемых им вопросов. Четыре книги У. Биона: «Научение через опыт переживания» (1962), «Элементы психоанализа» (1963), «Трансформации» (1965) и «Внимание и интерпретация» (1970), – впоследствии объединенные в сборник «Семь слуг» (1977), составляют основной корпус его эпистемологических работ. Их объединяют темы научности психоанализа, постижения истины, механизмов мышления, функций и методов познания. Не все убеждены в том, что У. Биону удалось дать удовлетворительные ответы на поставленные им же вопросы, да и сам он в поздние годы довольно скептически относился к этим попыткам. Однако поразительным образом У. Биону удалось по ходу своего исследования, будто бы вскользь, затронуть некоторые проблемы, из которых впоследствии выросли целые направления психоаналитической мысли.
В «Элементах психоанализа» присутствуют две такие темы: развитие интуиции аналитика (собственно, основная цель, для которой предназначена разработанная У. Бионом таблица) и анализ уровня действий и взаимодействий в аналитическом процессе (эта проблема отражена в понятии обратимой перспективы (см. главы 11–13) и в горизонтальной оси таблицы). Первая тема была впоследствии развита самим У. Бионом – в поздний период она занимала центральное место в его размышлениях, практике преподавания, подходах к фиксации и передаче аналитического опыта. Вторая активно разрабатывалась последователями У. Биона из числа кляйнианских аналитиков. Исследования Бетти Джозеф и аналитиков ее круга и некоторые работы Г. Этчегоена являются продуктивным продолжением этих идей У. Биона.
Читателя этой книги ждет нелегкий труд. Но наградой за это может стать новое видение уникального события психоаналитического опыта – как надеялся У. Бион, свое собственное, а не «би-оновское» видение.
Глава 1
Критика психоаналитических теорий в ненаучности обусловлена тем, что они включают в себя, наряду с материалом наблюдений, также и выведенные из него абстракции. Эти теории одновременно являются слишком теоретичными (то есть слишком абстрактно представляют наблюдение), чтобы считаться наблюдением, и слишком конкретными, чтобы обладать той гибкостью, которая необходима, чтобы абстракцию привести в соответствие реализации. Поэтому теория, которую можно считать приложимой к широкому спектру задач, при условии, что она формулируется достаточно абстрактно, легко может быть забракована вследствие того, что ее чрезмерная конкретность затрудняет распознание реализации, которую она может представлять. И наоборот, если такую реализацию легко обнаружить, то приложение к ней теории, по-видимому, может исказить смысл этой теории[4]. Поэтому изъян оказывается двойным: с одной стороны, описание эмпирических данных является неудовлетворительным, так как оно явно есть не столько
фактический учет этих данных[5], сколько то, что на обыденном языке мы называем «теорией» того, что имело место; с другой стороны – такое представление о происходящем не удовлетворяет критерию теории как системы, использующейся в строгом научном исследовании[6]. Первым требованием тогда является формулировка абстракции[7], представляющей реализацию, на описание которой претендуют имеющиеся теории. Я предлагаю искать такую абстракцию, которая гарантирует нам, что теоретическое утверждение содержит минимум деталей. Оно станет менее понятным, однако это проблема может быть устранена путем использования моделей, дополняющих теоретические построения. Недостаток существующей психоаналитической теории ничем не отличается от недостатка иероглифа по сравнению со словом, составленным из букв алфавита: иероглиф обозначает только оно слово, тогда как относительно небольшое количество букв достаточно для образования многих тысяч слов. Аналогично, те элементы, которые я ищу, должны быть относительно немногочисленны и быть пригодными (за счет различных комбинаций) для выражения почти всех теорий, необходимых практикующему психоаналитику[8].
3
Посредником здесь часто выступал Р. Мани-Кёрл, который учился философии у руководителя венского кружка М. Шлика. Книга Р. Мани-Кёрла «Человеческая картина мира» (1961) оказала значительное влияние на У. Биона в период создания книги «Научение через опыт переживания». Интерес к А.Пуанкаре, по-видимому, также связан с этим кругом чтения и общения.
4
Пример этого можно видеть в статье: Wisdom J. O.
7
Понятие абстракции будет обсуждаться далее на всем протяжении книги; его использование на ранних стадиях является предварительным. Такое утверждение будет соответствовать G3.
8
Сравните это с тенденцией к созданию теорий