51. Это слово, владыка Асклепий, для меня дороже всякой человеческой жизни, сильней любой болезни, больше любой радости. Оно дало мне силу и желание жить. И то, о чем я сказал, значит для меня не меньше, чем вся прежняя честь от Бога.
52. А однажды я услышал такое наставление о моем красноречии и общении с Богом. Было сказано, что мой разум должен отрешиться от своего состояния, отрешившись — соединиться с Богом, а соединившись — превзойти свою человеческую сущность. И ни то, ни другое не должно удивлять — ни то, что он превзойдет ее, соединившись с Богом, ни то, что он, превзойдя ее, соединится с Богом.
53. Имя же Феодор[140] дано мне было так. Приснилось мне, будто кто-то из жителей Смирны поприветствовал меня: «Здравствуй, Феодор!» Кажется, было это даже в присутствии азиарха.[141] И я принял это обращение, ибо все во мне было действительно даром Бога. После этого мне приснился такой сон.
54. Эпагат был первым из моих воспитателей. Он был очень хорошим человеком и явно был в общении с богами, так что помнил все вещания из своих сновидений. А сбывались они, можно сказать, почти мгновенно. Таким человеком был Эпагат. Сон же был вот каким. Мне приснилось, что то ли я его спросил, то ли он мне сам сказал, будто услышал во сне: «Матерь богов[142] позаботится о Феодоре». И я, узнав об этом, ответил: «Видно, Матерь богов видит меня так же, как Асклепий: ведь это от Него мое имя Феодор».
55. Открыл мне Бог и свою природу как в видениях, так и в словах. Было это так. С первой утренней звездой посетило меня сновидение. Мне приснилось, что я шел по какой-то дороге через свое поместье, глядя на взошедшую звезду, так как путь мой лежал на восток. И рядом со мной был служитель храма Пираллиан, мой товарищ и большой знаток Платона.
56. По дороге я подшучивал над ним за это.[143] Место было уединенное, и я обратился к нему: «Ради богов, скажи мне — ведь мы здесь одни, — чем это вы, последователи Платона, хвалитесь и удивляете людей?» Я намекал на сочинения Платона о природе и бытии.[144] Он же в ответ велел мне быть внимательным и идти за ним. Он шел впереди, а я за ним. Пройдя несколько шагов, он поднял руку и указал мне на некое место в небе, сказав: «Вот тебе то, что Платон называет душой Вселенной». Я посмотрел и увидел в небе храм Асклепия Пергамского. Тотчас я проснулся и понял, что был тот самый час, в который и во сне я это увидел..
57. Помню я и другие сновидения. Так, мне приснилось, что я вижу самого Платона. Он стоял в моей спальне напротив моей постели. Держал он в руках письмо к Дионисию[145] и был в сильном гневе. Взглянув на меня, он сказал: «Что же ты думаешь обо мне по этому письму? Я не хуже, чем Келер?» — он говорил об императорском секретаре. Я ответил: «Не говори так: помни, кто ты такой!» И тогда он исчез, а я погрузился в раздумье. Но кто-то из присутствовавших сказал: «Тот, кто говорил с тобой под видом Платона, это твой Гермес, — он имел в виду моего духа-покровителя, — и он только похож на Платона».
58. Это мне приснилось в Смирне, а чуть раньше в Пергаме я увидел другой сон. В нем кто-то сказал, что сны мои и явное Божье попечение обо мне — от планеты Юпитера: будто при рождении моем она стояла точно в центре неба. Но астрономы говорят, что тогда центр небосвода занимало созвездие Льва, а планета Юпитер располагалась ниже, в четырехугольнике, справа от Меркурия,[146] и обе планеты находились на востоке.
59. Мне было дано увидеть и других славнейших древних сочинителей — как писателей, так и поэтов. О случае с Лисием[147] стоит рассказать. Я был болен очень тяжелой трехдневной лихорадкой, когда увидел оратора Лисия в облике красивого юноши; и вот когда пришел день очередного припадка, лихорадки у меня не случилось. В этот день моя болезнь прекратилась.
60. А в другой раз приснилось мне, что поэт Софокл[148] вошел в мой дом и встал перед моей комнатой. Он стоял и молчал, но губы его сами складывались в сладостные звуки. И всею наружностью он являл вид почтенный и внушающий уважение.
61. Увидев его, я обрадовался и, встав, поприветствовал и спросил: «Где твой брат?» Тот удивился: «Разве у меня есть брат?» — «Это Эсхил»[149], — ответил я. Мы вышли вместе на улицу. И когда мы показались в дверях, то слева от дверей лежал один весьма известный наш софист, опрокинутый навзничь.
62. И других я видел в различных видах и образах — и торжественно, и по-домашнему, в зависимости от случая. Порадовал меня и такой сон. Когда я выступал во сне с речами и имел большой успех, кто-то из слушателей похвалил меня, сказав, что я говорил как тот древний писатель, которым он больше всех восхищался. А мой учитель, который во сне при этом присутствовал, спросил с неудовольствием: «Не добавишь ли ты и такого-то, и такого-то?» и стал перечислять всех подряд, потому что уже не подобало сравнивать меня с кем-то одним.
140
143
145
146
148
149